Аранжировкой можно из песни «В лесу родилась елочка» сделать хит мирового уровня. Просто надо найти драйв, который сможет выстрелить. У нас принято считать, что главное не аранжировка, а мелодия и текст. Мне кажется, что главное — психологическая органика, на которую ты можешь воздействовать звуком, вычисляя по секундам динамику организма. Все непросто.
Максим Фадеев, 1998 год
Все началось с телефонного звонка. Поздно вечером мне позвонил из Праги продюсер Максим Фадеев и стал с восторгом рассказывать о своем новом гитарном проекте. Причину звонка я понял сразу: в тот момент противоречия Макса с менеджментом Линды достигли критической отметки. Предчувствуя грядущий разрыв, Фадеев, по слухам, набирал новую команду — от музыкантов до пиарщиков.
Я готовился к важной пресс-конференции, но Фадеев говорил долго, зажигательно и мастерски. Оторваться невозможно. Убеждать «серый кардинал» Линды умел. Несмотря на идеологические проблемы с «изломанной девушкой», он уже вовсю думал о новом проекте. Еще не Offspring , но уже не Линда...
«Давай работать вместе, — Фадеев прямо-таки излучал вдохновение. — Мне нравится то, что вы делаете с „Троллями“. Просто супер! А я теперь пишу совсем другую музыку. И это — только начало. У нас вскоре будет сильная команда, свой офис… Создается продюсерский центр — с мощной базой и студиями. Всё по полной программе. Я буду выполнять функции продюсера, мне будут помогать менеджеры и директора. Кто-то будет заниматься прессой. Я даже предполагаю, кто именно».
Шутка удалась. Честно говоря, я даже позабыл про грядущую пресс-конференцию. Согласитесь, подобный напор не мог не заинтриговать. Тем более, мне всегда была интересна игра с условным названием «начни с нуля».
«Я распродаю в Праге магазин со шмотками, а на днях купил „ Pro Tools “ — будил меня ночью Фадеев очередным звонком. — Понимаешь, я купил „ Pro Tools “!!! Это совершенно другие возможности работы со звуком! Мы попытаемся внедрить качественный подход к музыке. Потенциал у страны огромный — взять, к примеру, того же Лагутенко. Мы будем искать новых звезд. Везде. Мы выстроим настоящий лейбл — с крепким названием и инфраструктурой».
Какая роль предназначалась в новой инфраструктуре пресс-агенту, я прекрасно понимал. Так я оказался в московском офисе Фадеева.
1. Новые технологии
Фадеев — первый и едва ли не единственный российский продюсер, который достиг запредельного уровня профессионализма. Уровня, характерного скорее для инвестиционных фондов, нежели для людей, делающих музыку. Каждая нота просчитана на компьютере и проверена электроникой. Эффект от каждого шага продуман на годы вперед.
«Афиша»
Коммерческие интересы Фадеева в России представлял его новый финансовый партнер Александр Аркадьевич Элиасберг — владелец клиники «Новый взгляд». У Макса с Элиасбергом действительно было немало общего. Интеллигентный Александр Аркадьевич часть прибыли вкладывал в киноискусство, пригласив Фадеева написать музыку к фильму «Триумф». В свою очередь Макс убедил бизнесмена разделить коммерческие риски по своим остальным проектам.
…Принято считать, что первое впечатление является определяющим. Первое впечатление от посещения «Нового взгляда» — здесь во всем чувствовалась Европа. В разгар рабочего дня оживленно, но без суеты. Вместе с поэтом Ильей Кормильцевым, с которым Макс планировал сотрудничать, мы оказались в просторном директорском кабинете. Вокруг — море солнца, море аппаратуры и море обаяния, исходившего от Фадеева и Элиасберга.
Познакомились, обменявшись дежурными комплиментами. Сразу бросилось в глаза, что Максим — свободный человек. У него свободная походка, на нем непринужденно болтается свитер, сверху — какая-то креативная жилетка. Брюки развеваются, как паруса. С шеи свисает непонятный черный шнурок. На правой руке — кольцо, на левой — швейцарские часы.
Мне показалось, что в ходе беседы его мысли находятся в двух местах одновременно — в Москве и Германии. Там за толстыми стенами немецких студий заканчивалась запись его нового проекта.
Без ненужной раскачки нам поставили экспериментальный клип на песню «Я смотрела вперед». На фоне индустриальных труб и стен цементного завода светловолосая девушка пронзительно пела под жесткий гитарный аккомпанемент. И почти никакой электроники и трип-хопа, с которыми у меня всегда ассоциировался Фадеев.
…Первоначально новый проект назывался «Тату». Правда, вскоре это название запатентовал ушлый психиатр из Саратова по фамилии Шаповалов. Такое в жизни бывает — кто первый, тому и тапки. Но Фадеева интересовало не название. Фадеева интересовала суть.
Мотаясь между Франкфуртом, Прагой и Москвой, он записывал саундтреки для европейских киношников, параллельно делая первые шаги в сторону жесткой гитарной эстетики. «После долгих размышлений я решил создавать музыку, которая в корне отличается от того, что я делал раньше, — говорил Максим, нога которого отстукивала никому не ведомый ритм. — Это будет драйвовая гитарная волна. И только живая. Я отошел от частого применения компьютера — в Европе становится модным не брит-поп, а музыка более тяжелого плана, типа HIM и Guano Apes. Вот в этом направлении мы и пытаемся двигаться».
Как я узнал позднее, на этом отрезке жизни Макс мог воспринимать исключительно жесткий рок. В частности, слушал Guano Apes , двойник Nine Inch Nails , новый HIM и всего Курта Кобейна.
Группу, готовую сыграть подобную музыку в России, Фадеев собирал по частям. Вокалистка Марина Черкунова и гитарист Гена Гаев — из Кургана, диджей Аня Корнилова — из Волгограда, ритм-секция — из Москвы. Первоначально они записали трип-хоповый альбом в Германии, но Максу эти эксперименты показались похожими на линдовскую «Ворону». Как выяснилось, эту запись Фадеев то ли потерял, то ли уничтожил, — тайна, покрытая мраком…
Музыкальная истина рождается в муках. Фадеев никогда не искал легких путей. У каждого неординарного музыканта свой «путь самурая». Но в случае с новым проектом Макс, похоже, был доволен результатом. «Я убежден на сто процентов, что эта группа займет достойное место, — в его голосе неожиданно зазвучали металлические нотки. — У нее будет свой слушатель, потому что этот проект сделан мной. А значит — он сделан качественно».
Дома на четырехполосных колонках я прослушал новые песни Фадеева. То, что я услышал, меня удивило. И впечатлило. Много гитар, выведенная на первый план барабанная «бочка», живые скретчи. Над мелодичной гранжевой фактурой неистовствовал сильный женский голос: «Не гони тоску на меня!!!». В одной из композиций даже промелькнул рэп в исполнении самого Фадеева. На энергичном инструментальном фоне несколько хромали тексты, но это искупалось драйвом и стеной плотного гитарного звука, непривычного для русских групп конца 90-х.
«И насколько такая музыка автобиографична?» — осторожно спросил я Макса на следующий день.
«Понимаешь, со мной часто происходят невероятные происшествия и аномалии, — выдержав долгую паузу, ответил Фадеев. — Я пережил два инфаркта, операцию на сердце. Перехоронил почти всех друзей. Один утонул, второй погиб. Третий мой близкий друг… Мы возвращались из Германии, ехали по автобану. Лопнуло колесо, и мы на огромной скорости вылетели на встречную полосу. В нас врезался трейлер… Я сломал себе ребра, а другу снесло голову — на меня вылетели его мозги. Я провалялся несколько месяцев переломанный, но жизнь все-таки продолжалась. Такие вещи не могут породить во мне легкую и веселую музыку. В лютом депрессняке все и пишется. Если я прихожу в студию в тяжелом настроении, никакая техника не работает — ни пульт, ни компьютер. Я — депрессивный композитор, причем депрессивный до стадии нирваны. Я сам впадаю в нирвану, когда делаю музыку, и происходит это без наркотического воздействия. Потому что музыка — это самый сильный наркотик».
Мне нравилось, что Фадеев говорит откровенно — значит, доверяет. Хорошо. Но на его доверие надо было отвечать тем же. И я решил спросить Макса о том, о чем спрашивать, в принципе, не планировал. «Мне в твоем проекте нравится почти всё: плотный звук, драйв, мелодии, аранжировки, саунд… — Самый сложный вопрос я дипломатично задал в конце: — Но, Макс, ты ведь знаешь, что у этой группы реально слабые тексты… В них нет ни послания, ни идеи, ни философии…»
«Ну что тут сказать, — перебил Фадеев. — Я ведь музыкант, а не поэт. Пытаюсь общаться и сотрудничать с поэтами — мне ведь самому не написать: «Чингисхан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви»… Так и должно быть, должно наматывать на колеса! У меня так не получается… Я ведь не поэт и не текстовик. Я просто пытаюсь передать эмоциональное состояние и отлично знаю все недостатки своих текстов, если их так можно назвать».
Через несколько дней мы вместе с Фадеевым и Элиасбергом собрались на совещание. Работа над альбомом подходила к концу, настало время снимать клип и запускать в радиоэфир первый сингл. Макс предложил нестандартную для России тактику «песни-разведчика». Суть ее состояла в следующем. Вначале в эфир выбрасывается ординарный «медляк» «Не гони». Он, словно рекламный ролик, пропагандирует группу, собирает мнения и сканирует информацию. И только потом, после кропотливого анализа, в эфир ставится беспроигрышный эротический боевик «Камасутра».
«Я знаю, что „Камасутра“ всех порвет — радиостанции будут драться за наши песни», — уверенно заявил Макс. На том и порешили. Первый клип будет сниматься на «Не гони», второй — на «Камасутру». Другой вопрос, который тревожил всех, — у проекта до сих пор не было названия. После украденного слова «Тату» оставалось еще несколько вариантов: «Гуарана» (энергетическое средство из семян лианы), английское « Total », и, наконец, «Габилло» — слово, смысл которого никто не знал. Оно приснилось Максу ночью и очень ему нравилось.
Меньше всего шансов было у Total — со слов Фадеева, оно категорически не устраивало гендиректора «Нашего Радио» Михаила Козырева — в частности, из-за своего «нерусского» написания. Оставить это название означало идти на конфронтацию чуть ли не с единственной радиостанцией, которая крутила такую тяжелую музыку.
Споры затянулись до глубокой ночи. Аргументов было немного, преобладали эмоции. «Надоела мне эта полемика, — устало сказал Макс, которому утром надо было улетать в Прагу. — Выбирайте, что хотите».
Выбирать пришлось мне с Элиасбергом. Времени оставалось в обрез — уже на следующий день мне надо было сдавать на верстку большой материал о новой фадеевской сенсации.
Ночью не спалось. Слово «Габилло» мне не нравилось на подсознательном уровне и почему-то ассоциировалось с гориллами. В «Гуаране» смущало два момента — явная аллюзия на Guano Apes и неприкрытые наркотические реминисценции. В итоге где-то под утро я остановил свой выбор на Total . Разбудил Элиасберга, который выслушал мои тезисы и, похоже, не слишком обрадовался. «А как же „Наше Радио“»? — сонно спросил он. «Ни хуя, прорвемся», — уверенно заявил я и отослал по электронной почте статью про группу Total в печать.
2. Страсти тибетских лам
Я — ворона. Я учу тебя, как стать вороной. Когда ты научишься этому, будешь оставаться бодрствующим и будешь свободно двигаться. Иначе всегда будешь приклеен к земле — там, где ты упал.
Карлос Кастанеда
Перед очередным отъездом в Прагу Фадеев пригласил меня в студию — послушать наброски новых треков и пообщаться. Это было кстати — к тому времени я уже договорился с рядом изданий об интервью с одним из самых загадочных и противоречивых персонажей отечественного шоу-бизнеса.
…Затерявшийся между серыми московскими девятиэтажками кинотеатр «Ханой» пригрел в своих недрах бывшую пугачевскую студию, которая теперь называлась « SBI Records ». Я был в курсе, что здесь производился ремастеринг легендарного альбома «Банановые острова» и вообще тут работают одни из самых опытных звукорежиссеров страны. Теперь я знал, где во время своих набегов на столицу творит Макс Фадеев.
Я спустился по пыльной цементной лестнице в подвал кинотеатра, открыл массивную дверь и… поразился контрасту. На улице стоял индустриальный лязг ясеневских новостроек, а внутри студии царила полная тишина.
«Безделие — начало бедности», — написано крупным шрифтом на стенах. Не знаю, как насчет бедности, но сидеть без дела — это явно не про Фадеева. За стеклянной перегородкой он что-то увлеченно конструировал.
Ожидая окончания студийной работы, я задумался. Что я знаю о Фадееве? Прямо скажем, немного. За его плечами — гиперстильный проект с Линдой, который собирал стадионы. Правда, коммерческая подача Линды на страницах масс-медиа мне была не близка — так тогда раскручивали, к примеру, Алсу, Юлу или певицу Каролину. От заголовков «Новая русская экзотика» (или «В ее глазах — тибетская мудрость и русская загадка») за версту веяло заказухой. Я, конечно, слышал о том, что родственники Линды — успешные банкиры, но не так же явно, блин...
Контент рекламных материалов в глянцевых журналах казался мне искусственным. Статьи из серии «Линда — подруга дельфинов» слабо способствовали продвижению артистки на музыкальный рынок. Когда я читал о том, что (цитирую дословно) «альбом „Песни тибетских лам“ успешно конкурирует по количеству проданных экземпляров с творениями Сюткина, Шуфутинского, Сташевского» , у меня возникало ощущение, что подавать фадеевские опусы можно куда более креативно. Мне было с чем сравнивать…
Правда, сам Макс на этом откровенно-безликом фоне был безупречен. Я с нескрываемым удовольствием слушал экзотические «Танцы тибетских лам», а также фантастические альбомы «Ворона» и «Песни тибетских лам», предвосхитившие ряд стилистических находок продюсеров Мадонны.
Вокруг загадочного «явления природы» под названием Линда парили безупречные клипы, магия таинства и… ни одного концерта в Москве. Атмосфера ожидания и постоянно возрастающего напряжения. Многократно переносившийся сольник. Скандально отмененное выступление на фестивале «Максидром». За всем этим стояла невидимая, но явно титаническая работа человеческого мозга. Словно окружающий нас мир — громадная шахматная доска, которой управляют не люди, а компьютеры. Точнее — компьютерные центры. Через несколько минут мне предстояло пообщаться с их предводителем.
…Закончив творить, Макс удобно уселся в уютном чилл-ауте. Он, похоже, никуда не торопился — идеальное время для вечерних бесед. Принесли чай, и мы разговорились.
«Расскажи мне свою жизнь», — я включил доверительность и диктофон одновременно. И замер в ожидании. Передо мной стояла нелегкая задача — вывести Фадеева на откровенный монолог, связанный с освещением закрытых для прессы тем.
Макс родился в Кургане, рано увлекся музыкой, получил диплом дирижера-хоровика. Вскоре стал лауреатом конкурса молодых исполнителей в Ялте. Там он пел свою песню «Танцуй на битом стекле» и кавер-версию «Джулии» группы «А-Студио». В итоге занял третье место и получил приз в пятьсот рублей — аккурат на обратный билет в Курган.
«В советское время, чтобы заявить о себе, нужно было выступать на конкурсах, — по-детски беззащитно улыбался Максим. — Там судьи поднимают палочки с цифрами, словно на собачьих бегах. После Ялты ко мне пришла известность. Лайма Вайкуле сказала, что я — чудесный. Матецкий сказал, что я — расчудесный. Меня „начали знать“».
Захватив из Кургана стратегические запасы тушенки и сгущенки, Фадеев с женой переехал в Москву. Макс снял квартиру, пел на бэк-вокале у Леонтьева. «Я фактически не вылезал из студии, — грустно вспоминал Фадеев. — Начинал как аранжировщик, которому платили по пятьдесят долларов за композицию. Это было недорого, но быстро и качественно. Я выполнял аранжировку в течение четырех-пяти часов. Поэтому ко мне выстраивалась очередь. Кто приходил в студию, с тем и работал. Потому что я уже знал, что такое голод. Как-то мы с женой в поисках еды открыли все ящики на кухне, но ничего не нашли. Мы начали рыться и отыскали картофелину, которая завалялась за газовой плитой. Мы ее сварили и ели два дня. Это был 90-й год».
В то время Фадеев вовсю писал галлюциногенные опусы в духе «Белый снег — кокаин» — дефицитные гимны московской богемы, невостребованные и гениальные одновременно. Их час пробил спустя десяток лет, когда без какой-либо рекламы были переизданы «Время диких зверей» и «Танцуй на битом стекле» — грандиозные концептуальные альбомы, в которых заключена идеологическая платформа раннего Фадеева.
Безусловно, в начале 90-х Макс, как никто другой в России, реально опережал время. Масса источников вдохновения, но в первую очередь — Питер Гэбриэл, пластинки которого звучали у Фадеева и дома, и в студии, и в машине.
«Когда я впервые услышал „ Don ’ t Give Up “, то чуть не бросил музыку вообще, — признается Макс. — В какой-то момент мне показалось, что никогда не смогу сделать ничего подобного. У Гэбриэла всегда навалом нюансов, все живет, все дышит — как муравейник. Он очень тонко чувствует музыку».
В то время Макс много занимался киномузыкой — начинал с кинопроекта «Синяя армия», идеологами которого были совсем еще молодые Степа Михалков и Федор Бондарчук. В фильме должен был сниматься Сергей Федорович Бондарчук, но в связи с его смертью проект затух.
На пике андерграундного забвения Фадеева Федор Бондарчук познакомил его с Линдой. Услышав Линду, Макс в считанные месяцы переключился на world music и трип-хоп, разглядев в голосе девушки некую необычность.
«Она — как пластилин, — отхлебывая из чашки зеленый чай, говорил Фадеев. — В нее можно добавлять красок. Ты просишь, а она добавляет». Когда красок не хватало, в студию приглашались бэк-вокалистки: от опытнейшей Ольги Дзусовой до семилетней тогда Юли Савичевой, будущей участницы конкурса «Евровидение».
Буквально за год Максом были написаны «Танцы тибетских лам» и один из самых значительных альбомов 90-х — «Песни тибетских лам». Несмотря на наличие таких суперхитов, как «Мало огня», «Беги на цыпочках» и «Танец под водой», массовое признание пришло к тандему Линда—Фадеев не сразу.
На первых порах песни Линды на радио не проходили. Страна слушала хиты группы «На-На», Кая Метова и Андрея Губина. Песни Линды ставились программными директорами в пресловутый «лист ожидания». Изредка мелькали в ротациях «по коммерческим расценкам», когда у радиостанций буквально выкупалось рекламное время и использовалось под трансляции. Так еще никто не делал. Это были новые и недешевые технологии, примененные для того, чтобы Линду все-таки услышали. Ради этого стоило проламывать стены.
В конце 96-го года вышел альбом «Ворона», разошедшийся тиражом в несколько миллионов экземпляров. Это был пик сотрудничества Макса с Линдой.
В этот момент у Фадеева внезапно умерла дочь. Ошиблись врачи. Макс замкнулся в себе, целиком сконцентрировавшись на музыке. Он резко похудел и стал весить шестьдесят пять килограммов. Линда казалась для него выходом из тупика. Теперь он не только создавал музыкальную оболочку проекта, а занимался буквально всем — начиная от дизайна альбомов и заканчивая моделированием общественного имиджа.
«Линда всегда была недоступна, — вспоминал навигатор «Нашего Радио» Михаил Козырев. — Мне потребовалось немало времени, чтобы распознать методологию Фадеева. Линда не умела говорить публично, что часто случается с артистами. Макс выстраивал ей систему координат для каждого нового альбома, насыщал ее необходимыми словами, терминами, понятиями и „выпускал“ на несколько ключевых, тщательно контролируемых интервью. Невероятно эффективный метод в подобной ситуации».
«Я никогда не влезал в интервью Линды, а просто контролировал этот процесс, — терпеливо пояснял мне Фадеев. — Чтобы не задавались провокационные вопросы, на которые артистка не готова отвечать… Существуют вопросы, которые применяют почти все журналисты. Вычислить их не так сложно — около ста двадцати основных вопросов, которые могут возникнуть по ходу интервью. И после консультаций с психологом пишутся психологические тесты — возможные вопросы и возможные ответы, возможный уход от вопроса. Это западный опыт. В связи с этим нами были приготовлены материалы, которые ставили враждебно настроенного человека в тупик. Линда отвечала на вопросы резко и лихо. Отвечала фразами, которые были высчитаны психологом. Ответ зависел от того, каким по счету был задан тот или иной вопрос. Журналист оставался в состоянии нокдауна, а затем писал, какая была странная атмосфера и какие были странные ответы».
В музыкальной и журналистской среде многие считали, что Фадеев с Линдой — конченные наркоманы. Как минимум — анаша. Вдобавок ко всему, пресса подхватила мастерски запущенный слух о том, что Максим с Линдой — двоюродные брат и сестра. Которые, по-видимому, насмотрелись психоделических снов.
«У меня в жизни и так полно глюков, — рассказывал Макс. — Во время записи „Вороны“ мы вышли на улицу и увидели на деревьях, на фонарях тысячи ворон. Мне стало страшно, и я вернулся в студию. Самое жуткое, что птицы молчали — а ведь вороны никогда не молчат. Со мной подобные вещи стали происходить после того, как в шестнадцать лет я перенес клиническую смерть. Семнадцать минут мое сердце не билось. После этого я стал видеть мир иначе. Я, например, порой мог прочитать мысли человека, сидящего напротив».
Переставляя кассету в диктофоне, я смутно догадывался, что мне поперла реальная удача. Так откровенно Фадеев ни с кем из журналистов не разговаривал. Я догадывался, что в разгар своих «охотничьих рассказов» Макс мог, не сбавляя скорости, слегка приврать. Но это не отталкивало. Это интриговало.
…Не останавливаясь на достигнутом, я попытался копнуть еще глубже. «Расскажи про разрыв с Линдой, — перескочил я на закрытую тему. — Это нужно для работы».
Вопрос оказался не из легких. Я много раз слышал версию, распространяемую окружением Линды. Она была связана с тяжелым характером продюсера и невыполнением им ряда финансовых обязательств. Но была и другая правда — точка зрения Макса. Вот только согласится ли он ее озвучить?
Вопреки опасениям, Фадеев не соскочил с вопроса. С его слов, камнем преткновения стала проблема эволюции имиджа артистки. Пигмалион-создатель Линды настаивал на кардинальной смене образа. Первоначально у певицы был провокационный имидж — с пирсингом, татуировками, специальным гримом, экзотическими нарядами. Потом наступил период «настоящести»: обычное каре, черный плащ, черные брюки. Другими словами, ничего лишнего. Но в один прекрасный день Макс предложил нечто новое — эпатировать публику сумасшедшим клипом, в котором Линда была бы в смирительной рубашке. А затем, мол, надо сделать паузу на два года и стать наглухо закрытым человеком. Не сниматься в развлекательных телепрограммах, не давать интервью, не играть концерты.
«Любому бегущему человеку нужно останавливаться и отдыхать, — считал идеолог Линды. — Чтобы он не упал и не загнулся».
Фадеев мечтал отдышаться и приготовить мощный удар. Но жизнь брала свое. Про паузу никто из инвесторов слышать не хотел. Со стороны менеджмента на Макса началось давление по срокам — по контракту пора было выпускать «Плаценту»…
Накануне этой записи Макс решил с участием музыкантов, сотрудничавших в рамках проекта, сделать еще несколько экспериментальных треков, выполненных в другой стилистике.
«Я хотел создавать принципиально другие музыкальные продукты, — Фадеев начинал ерзать на диване. — Линда была за это, но люди, ее окружавшие, были категорически против. А я не могу постоянно находиться в одном и том же состоянии. Я — музыкант. А музыкант — человек непостоянный, он должен меняться и мутировать».
Выпускающая пластинки компания настаивала на централизованном ударе. Ставки делались на Линду и только на Линду. Никаких экспериментов. В какой-то момент атмосфера накалилась до предела, и уставший от бесконечных споров Фадеев решил уйти в свободное плавание.
«Я потерял возможность делать то, что мне было интересно, — вздыхал Макс. — В итоге я не выдержал и уехал в Германию… Линде я отдал свое сердце и душу. Линде я отдал все. Все. Это был мой ребенок. Я любил ее. Я люблю ее. Мне печально, как ее водят сейчас на телепрограммы типа „До 16 и старше“. Это полный маразм, нельзя было катастрофически этого делать. Она должна была оставаться закрытым человеком».
Было очевидно, в разрыве Фадеева и менеджмента Линды не все гладко. Я вспомнил, как во время одного из совещаний Макс рассказал Элиасбергу про телефонный звонок с угрозами, поступившими ему от неизвестных людей. «В следующий раз не надо вступать ни в какие разговоры, — ответил Александр Аркадьевич. — Будут звонить еще — дай мой телефон. Все конфликтные вопросы я решу самостоятельно. Занимайся музыкой и ни на что не отвлекайся…» На том тогда и порешили.
…Я понимал, что передо мной в студии сидит человек, который в определенном смысле начинает жизнь заново. Совершенно сознательно. Прямо на моих глазах. В этом был риск, в этом был вызов. Но в этом была и игра. Меня приглашали принять в ней участие.
3. Восхождение
Мне бы хотелось делать тяжелый андеграунд, с головой уйти в прогрессивную музыку. Но народу ближе задушевность, лирика…
Макс Фадеев, 1997 год
Вскоре у меня состоялся ключевой разговор с господином Элиасбергом. Нам пора было определяться с нюансами контракта, поскольку на Total работал не я один, а целое агентство. Работы становилось все больше, а еще больше становилось ответственности. Макс жил преимущественно в Праге, поэтому мне приходилось заниматься не только пресс-поддержкой, но и всевозможным локальным промотированием.
Как выяснилось, Александр Аркадьевич был категорически против нашего сотрудничества с «Мумий Троллем», Земфирой и другими артистами. Он настаивал на эксклюзивном обслуживании — мол, для нас существует То t а l и только То t а l . Не надо быть чересчур проницательным, чтобы понимать, что подобные волевые настроения шли от Фадеева. Это его стиль, это его амбиции, это его максимализм… Поэтому прямо сейчас нам с Александром Аркадьевичем надо было найти компромисс. Как говорится, плохой мир лучше хорошей войны.
«Цена вопроса?» — устало стряхивая пепел в причудливую этническую пепельницу, спросил Элиасберг. Я понимал, что меня покупали. Прямым текстом. Понимал, что могу называть любые цифры, поскольку агентство находилось в топе. В сфере услуг под названием «систематизированная пресс-поддержка артистов» у нас в 2000—2001 годах была своеобразная монополия. Каталог «Кушнир Продакшн» включал добрый десяток поп и рок-групп, мы обслуживали все летние рок-фестивали, включая « Ma ксидром», «Нашествие» и «Крылья». Для продвижения Total на рынок это, безусловно, было сильным аргументом.
Чуть ли не единственная проблема, которая меня тревожила, носила технический характер. Несмотря на наличие целого штата сотрудников, у нас не было постоянного офиса. Исходя из этой реальности, я выставил Элиасбергу три условия: стандартный гонорар, работу с Total на общих основаниях и полное обеспечение технической стороны процесса. Другими словами, я настаивал на собственном офисе.
Александр Аркадьевич взял время на размышления. Я не парился о конечном результате, поскольку не наглел и не просил невозможного. Через день Элиасберг согласился.
На поиски места дислокации ушел месяц. 31 октября — аккурат в мой день рождения — нам сделали царский подарок. Мы въехали в новенький офис на Сретенке — рядом с тем местом, где находится клуб «Скромное обаяние буржуазии». В тот момент я был действительно счастлив. Описывать состояние сотрудников, севших за новые компьютеры, — бессмысленно. Вся офисная техника была скоммутирована, интернет работал бесперебойно. С момента первого телефонного звонка Максима Фадеева прошло два месяца.
…Не забыв про день рождения, девушки из агентства подарили мне нового чудо-сотрудника. Акт вручения бесценного подарка состоялся в одиннадцать часов утра в центре зала метро «Чистые пруды». Сотрудника звали Дюша Макеев. Он стоял в легкой осенней курточке и сильно смущался. У него были отличные рекомендации от общих друзей, поэтому я сразу бросил его в пекло — аккредитовывать прессу на съемки клипа «Не гони». Примечательно, что в течение нескольких лет Дюша верой и правдой отрабатывал этот аванс — преимущественно по проектам Фадеева. Мне было крайне приятно читать на пластинках слова благодарности Дюше Макееву.
…Мы с Фадеевым продолжали работать над внедрением в сознание прессы музыки и идеологии Total . Первоначальная стратегия была несложной — использовать Макса в роли информационного магнита. Как человека, который несколько лет не был в России и привез сюда новую музыкальную струю, новую музыкальную цивилизацию.
«Сегодня великий день — мы закончили работу над первым альбомом То tal , — торжественно сообщил Макс очередному журналисту, который был отконвоирован в кинотеатр «Ханой» для эксклюзивного интервью. — Вот, послушай. А то не о чем будет вопросы задавать».
В интервью, которые Макс не давал лет пять, мы акцентировали внимание преимущественно на Total . Запретных тем не было — за исключением Линды. Говорить в радужных тонах об этом периоде жизни Фадеев не мог физически, а говорить плохо не хотел в силу деликатности. Поэтому мы старались эту тему обходить стороной.
«Что касается новых работ Линды, мне кажется некорректным отвечать на этот вопрос по этическим соображениям», — говорил Макс в тех случаях, когда журналисты, нарушая договоренность, все-таки вторгались на запрещенную территорию. И все. Всем все понятно. И беседа снова возвращалась к Total .
Мы активно разрабатывали образ вокалистки Марины Черкуновой — в русле слогана «на сцене эта девушка перестает быть человеком» . Королеву, как известно, играет свита. Поэтому эту фразу мы вкладывали в уста ее окружения — от пиарщиков до Макса. Черкунову решено было подавать в прессе как новую рок-амазонку, с устоявшейся психологией женщины-победителя. Для которой состояние войны становится обыденным и естественным. Как пелось в одной из композиций: «Поджигай-гай, поджигай-гай, поджигай меня, подруга…» Такой вот отчаянный вопль метнувшегося к финишу спринтера. Девушка с жестким взглядом и агрессией на сцене. И так далее.
C Мариной мы были едва знакомы, и я предложил ей встретиться. Мы пересеклись в клубе «Республика Beefeater » на Никольской. Первое впечатление — спортивная и волевая блондинка. C о стержнем. Не наглая. Но знает себе цену.
Народу в клубе было немного, и мы могли спокойно поговорить. Это было первое интервью Марины, но она общалась спокойно и уверенно, как будто рядом с ней не было диктофона.
Родилась в Кургане, увлекалась спортом, закончила хоровое отделение музучилища, в котором раньше учился Фадеев. На занятиях студенты пели Гершвина, Берлиоза, Шуберта, Свиридова. Эта часть биографии Марины меня особенно приколола, поскольку в моем воображении рок-гимны Total и «Время вперед» Свиридова — по сути, одно и то же. Не говоря уже о генетическом сходстве музыки Фадеева и Шуберта. Шутка.
Вскоре выяснилось, что в Объединенные Арабские Эмираты Марина попала в середине 90-х — по контракту, который заключил с ней местный клуб. «В Кургане мне не хватало адреналина, — Черкунова пила коктейль « Long Beach » и вспоминала о периоде, когда ее «потянуло на острые ощущения». — Я не умею сидеть на одном месте, мне хотелось движения… Восток был для меня закрытой и малоизвестной территорией. Это было жутко любопытно. И интересно попробовать себя».
Со слов Макса, они познакомилась в Дубаи, где Марина пела Гершвина и жесткие атональные блюзы. Фадеев впечатлился экспрессивной манерой пения Черкуновой и предложил поработать вместе.
…Я поблагодарил Марину за эмоциональный рассказ. Мне стало понятно, что первоначальный акцент в пиар-кампании будет сделан на экзотику. Вскоре пресс-релиз Total был готов, концептуально стилизованный под сказку про «Тысячу и одну ночь».
Начало манифеста выглядело лирически: «Пророкам в нашем отечестве всегда нелегко. История создания Total напоминает арабскую сказку, рассказанную в Европе, где есть ароматы дивных благовоний и экзотическая сексуальность, зажигательная музыка Востока и английский сплин, преодоление трудностей и опасностей, движение по восходящей спирали и внезапные повороты судьбы, ряд загадочных и почти фантастических совпадений. Итак…
Путешествуя по Ближнему Востоку, продюсер Максим Фадеев в одном из клубов Дубаи встретил светловолосую девушку с серыми глазами, поразившую его своей неземной энергетикой. „На сцене она переставала быть человеком , — вспоминает Макс. — Я не знаю, кем она была в тот момент. Она словно улетала в другой мир. И это завораживало“».
Рассылая по электронной почте «Тысячу и одну ночь» (так я называл пресс-релиз Total ), мы надеялись, что журналисты обратят на него внимание. Но я сильно недооценил флегматичность российской прессы. В течение года я прочитал в нескольких десятках изданий огромные фрагменты пресс-релиза, подписанные фамилиями штатных журналистов. С одной стороны, было приятно, что текст оказался столь востребованным. С другой стороны — за державу, конечно, обидно. Не любят в ней люди работать…
В СМИ первые новости про Total были выстроены исключительно вокруг знакомства Фадеева и Черкуновой. Заголовки статей носили преимущественно светский характер: «Тоталитарный роман», «Тотальный мираж», «Тотальный успех», «Макс и девушки нежного возраста».
Последний заголовок был мне особенно дорог. Дело в том, что, несмотря на стройное спортивное телосложение и искрящиеся молодые глаза, у Марины была взрослая дочь Настя. Прессе знать об этом было не обязательно. На съемках клипа «Не гони» фотографу Наде Лебедевой удалось сделать несколько снимков, на которых Черкунова выглядела чуть ли не двадцатилетней. Никакого фотошопа — просто дневной свет удачно падал на лицо артистки. Так дальше с этой фотосессией мы и работали.
На стартовой стадии раскрутки Тota l был еще один характерный эпизод, о котором имеет смысл сегодня вспомнить. Незадолго до знакомства с Черкуновой я впервые посетил Дубаи. Так получилось, что мне там (в отличие от последующих визитов) не очень понравилось. Исходя из такого «бесспорного» эмоционального посыла я убедил Марину и Макса в том, что Эмираты — это лажа. И поэтому они познакомились не там, а в Пакистане — мол, звучит круче и солиднее. По-видимому, говорил я красноречиво — певица и продюсер согласились на эту версию без особого сопротивления.
В первых интервью эта географическая история из уст Фадеева так и звучала. До тех пор, пока не выяснилось, что по законам Пакистана незамужнюю Марину не могли устроить там на работу. Освещение ее семейного положения никоим образом не входило в наши планы — поэтому в последующих интервью Пакистан спешным образом был вновь переделан на Дубаи. Так в нашей папке с публикациями про Total осталась легкая путаница в показаниях c видетелей…
В декабре 2000 года Тota l принял участие в юбилейной акции «Cosmopolitan» — с размахом и роскошью журнал отмечал в Манеже собственное пятилетие. В один из дней было запланировано выступление нескольких артистов, среди которых был и Total . Любопытно, что на «разогреве» у новичков выступала жутко модная в том сезоне Чичерина…
К дебютному появлению перед публикой готовились ответственно. Репетировали ежедневно — даже не хватило времени принять участие в ежегодной вечеринке журнала «ОМ».
В Манеже Total исполнил несколько композиций: «Ну, здравствуй», «Камасутра», «Тоска», «Не гони» и «Дискотека». Пластика и энергия Марины, демонстрировавшей прямо-таки акробатические трюки, чуть не подожгли стены бывших царских конюшен. Бешеная энергетика и неподдельный драйв, создаваемый гитаристом Геной Гаевым и мощной ритм-секцией, отметали всякие сомнения в том, что Total — это действительно новое слово в музыкальной культуре. Психоделический треск винила Ани Корниловой, яростно читавшей рэп в песне «Ну, здравствуй», усиливал сюрреалистичность акции, проходившей в ста метрах от Кремля.
Это выступление продемонстрировало своеобразие и космополитичность Total: «русская группа с нерусским звучанием». Как сказал один из музыкальных критиков, «если бы рядом лежал хворост, он бы запылал».
Концертный саунд Total отличался небывалой плотностью и оказался почти неотличим от студийного. Журналисты долго не могли поверить, что отечественная рок-группа может создавать такую стену звука на ординарной аппаратуре. Первой в это поверила фирма « Real Records », заключившая с Total контракт на выпуск дебютного альбома.
«В феврале у Total выйдет пластинка, которая ознаменует появление в России новой музыки, — говорил Фадеев в интервью. — Козырев уже сдался. Это довольно благородное занятие — поднять наш уровень восприятия до европейского».
Спустя месяц у группы состоялся первый сольный концерт, совмещенный с презентацией клипа «Камасутра». Это был отличный информационный повод, позволявший нам проникнуть в Большую Прессу. Анонсируя это мероприятие, «Комсомольская правда» включила клубный дебют Total в три основных события месяца — аккурат между приездом No Smoking Orchestra Кустурицы и очередным юбилейным концертом Кости Никольского.
Мы нагнетали ажиотаж. «Группа Total играет музыку, которая должна звучать только вживую, — писал журнал «Афиша». — И все тонкости студийного звучания, которыми Фадеев владеет, как никто, на концерте останутся за кадром. Великолепный музыкант, Макс скроется за кулисами и, нервничая, будет наблюдать, как его питомцы извлекают нехитрые гитарные риффы. И помочь им в эту минуту он не сможет — как бы этого ни хотел».
Выбирая место презентации, мы с веселым цинизмом не брезговали ничем. Нам было доподлинно известно, что в конце января в клубе «16 тонн» модный диджей «Радио Максимум» Рита Митрофанова отпразднует день рождения. Мы знали, что к Рите придут ее друзья — от «Иванушек International », Лены Перовой и Вовы Преснякова до Рамазановой Земфиры и Петкуна Славы. Не воспользоваться таким стечением обстоятельств было бы грешно.
Парой телефонных звонков мы уточнили дату тайной вечери Митрофановой и на голубом глазу назначили презентацию «Камасутры» именно на этот день. Проводить презентацию подобным образом было единственным более или менее честным методом — как рыбку съесть и не простудиться. Во-первых, телекамерам нужно снимать светских персонажей. А во-вторых, из своего недолгого общения с Максом я понял, что у идеолога Total нет дурной привычки присутствовать на собственных пресс-конференциях.
Зато в «16 тоннах» присутствовала масса друзей Фадеева: Илья Кормильцев, Михаил Козырев, Алена Михайлова, земляки из Кургана. Лично меня в самый разгар этой акции потряс Козырев. Когда во время пресс-конференции я подошел к нему с микрофоном, он выдал нереально эмоциональный монолог, посвященный Фадееву. Каким-то чудом он сохранился у меня на кассете:
«Продюсер группы Total — один из тех людей, знакомством с которым действительно можно гордиться. Это фантастически одаренный человек, у которого, к сожалению, такая судьба — он выдает нам что-то, на несколько лет опережающее время. Приходит такой весь радостный и говорит: „Смотрите, вот…“ А мы ему отвечаем настороженно: „Это что такое?!“ И нам, как правило, требуется несколько лет, чтобы догнать, что же именно он, собственно говоря, хотел сказать. Так было, если вы помните, и с его сольными проектами, так было и с его предыдущим артистом… Когда лет пять назад мы впервые рискнули поставить в эфир „Радио Максимум“ его предыдущие песни, то я слышал от своих коллег: „Неужели это может кому-то нравиться? Объясните мне: это что? Рок? Или это попса? Что это вообще такое?“ А потом, лет через пять, все начали чесать в головах и говорить: „Как же мы не воткнулись в это вовремя? Как же здорово все было!“ То же самое происходит и сейчас. Вот перед вами сидит группа Total — фантастического качества продукт, европейского. И дай бог, чтобы его не постигла та же судьба. Поэтому обращаюсь ко всем людям, которые интересуются музыкой... Попытайтесь это понять! И не прощелкайте!»
После речи Козырева в зале наступило небольшое остолбенение. И тут пришло время разрядить обстановку. Тут же мы затеяли легкий скандал, показав «по ошибке» не тот вариант «Камасутры» — с якобы неотредактированным эротическим фрагментом, который не вошел в клип. Тишина во время просмотра этого софт-порно стояла такая, словно в Доме кино демонстрировался неизвестный фильм Тарковского. Гробовое молчание царило до тех пор, пока кто-то из администрации Total не заорал, как резаный: «Это ошибка, это ошибка! Дима, немедленно останови порнуху! Это не та „Камасутра“, Дима!!!»
Когда страсти улеглись, у какой-то журналистки хватило ума поинтересоваться у музыкантов, чем именно закончился «неприличный» вариант клипа. «Естественно, тотальным оргазмом», — пряча улыбку, изрекла Черкунова. «Ой, а можно посмотреть?» — «А вы что, оргазма не видели?» — радостно ответили музыканты. Неудивительно, что буквально на следующий день вся желтая пресса взахлеб писала об «увлекательной, нестандартной презентации» нового эротического клипа Макса Фадеева.
Стоит отметить, что на концерте в «16 тоннах» Total превзошел сам себя. «Саша, подними вокал», — обратилась Марина в темноту к звукорежиссеру Александру Катынскому. Шоу началось. Специально привезенный в клуб дополнительный свет мерцающими белыми вспышками лупил зрителям прямо в глаза. Гитаристы, окруженные целой батареей звукообработок, разрезали мглу короткими соло, словно трассирующими пулеметными очередями. Всё живое потонуло в аммиачном дыму, выкриках зрителей и атмосфере некой урбанистической психоделики…
Марина, которую пресса тут же нарекла «хищной девушкой, напоминающей раннюю Дебби Харри из Blondie », рубилась так, словно это было ее последнее выступление. Гибкая металлическая лоза Черкуновой реально подбиралась к сердцам зрителей. Улыбалась краешком стальных губ, гнала к горизонту жестким вокалом и потоком шершавых ударных. Обвивала телекамеры, летала по сцене в черной лыжной шапочке и сноубордистских штанах. Прыгала под потолок, размахивала руками и ногами, имитировала приемы кун-фу, пела в унисон с гитарами. Их рев был слышен на улице, а от грохота барабанов сотрясались стены модного пивного паба.
«Вы что, всегда так громко играете?» — спрашивали у гитариста Гены Гаева потрясенные телевизионщики. Прямо на наших глазах группа Total обрастала собственной мифологией.
4. Как закалялась сталь
Сезон 2001 года характеризовался чудовищной по своей агрессивности пиар-атакой группы Total на медиа.
Журнал « Stereo & Video »
Жизнь в это время била ключом. После долгих переговоров в Москву в рамках мирового тура должен был приехать великий и ужасный Marilyn Manson . На разогреве в роли special guest планировалась новая американская хэви-сенсация Papa Roach . Когда я связался с организаторами, выяснилось, что калифорнийцы Papa Roach звучат на сцене чуть ли не круче Мэнсона. По крайней мере, так утверждал идеолог акции Михаил Козырев. На вопрос, есть ли у То tal шансы сыграть две-три песни перед Papa Roach , Козырев лишь рассмеялся.
Дальше начались приключения. Вначале выяснилось, что в связи с сильным снегопадом трейлеры со сценическим оборудованием Мэнсона застряли где-то в степи. Тонны света и звука буксовали в русских сугробах. Из-за проблем с транспортировкой аппаратуры концерт задерживался на сутки. Администраторы пили валокордин литрами, а Мэрилин Мэнсон вальяжно разгуливал по Старому Арбату без макияжа. Он еще не понимал, в какую страну чудес попал.
Беда не приходит одна. На следующий день охреневшие организаторы узнали о болезни Коби Дика — вокалиста Papa Roach . На разогрев Мэнсона теперь претендовало сразу несколько русских групп. Наибольшие шансы, по мнению Козырева, были у IFK , но они совершили чудовищную ошибку, запросив за выступление две тысячи долларов. Паштету сказали: «Прощай», причем, похоже, не только в отношении концерта.
За сорок восемь часов до начала акции место разогревающей группы было все еще вакантно. Дальше произошло то, за что я, собственно говоря, и люблю жизнь. Бизнес-партнер Козырева и мой боевой друг Володя Месхи заглянул по случаю в Центральный Дом художника, где в рамках музыкальной выставки « Record -2001» проходило выступление Total .
Акция состоялась не в концертном зале, а прямо в лабиринтах второго этажа. Более сложное место для команды, играющей гитарный рок, придумать непросто. Но Total в этот день был в ударе — от их напора со стен свалилось несколько картин художника Айвазовского, а также часть экспозиции «Пираты XXI века». Офигев от запредельной громкости, администрация ЦДХ вырубила Марине звук на пике ее «Камасутры». Затем сцену оцепили хмурые люди в форме ОМОНа. Это была несбыточная мечта любого пиарщика — третье в истории выступление Total закончилось классическим винтом.
«Смотри, смотри, какие они классные! — повис я на Месхи, с которым мы прошли огонь и воду кучи рок-фестивалей. — Вова, не выебывайся, срочно звони Козыреву. Лучшей группы для разогрева вам не найти! Поверь — они просто в охренительной форме! Это то, что вам нужно! Что доктор прописал!»
Меня несло, но несло убедительно. Месхи, согласившись с рациональностью доводов, набрал телефон Козырева. После короткой, но жаркой беседы Михаил Натанович капитулировал. Это был наш звездный час.
Вначале я позвонил Фадееву, потом Элиасбергу. «Есть новость, — говорил я рубленым телеграфным стилем. — Послезавтра играем вместе с Мэрилином Мэнсоном. В „Олимпийском“».
Оба деятеля шоу-бизнеса рухнули со стульев одновременно. Под этот ласкающий слух грохот мы с Месхи вальяжно подошли к музыкантам.
«Ну что, круто мы сегодня сыграли?» — задиристо спросили они. «Круто, круто, — вежливо ответил я. — Ну, раз вы такие крутые, может вы еще вместе с Мэнсоном сыграете?»
«Легко!» — бодро ответила Марина. Они думали, что я шучу. В предвкушении грядущей развязки Месхи пытался не улыбаться. «Хорошо, — спокойно сказал я. — Считайте, что договорились. Выступаем в „Олимпийском“ послезавтра. Играем пять песен. Саундчек — в пятнадцать часов».
На лицах музыкантов, только что сыгравших свой третий концерт, появился настоящий, неподдельный интерес к жизни. Такой, какой теоретически мог возникнуть у футболистов сборной России, если бы им предоставили возможность переиграть отборочный матч на « Euro -2000» с командой Украины.
Музыканты понимали, что это их шанс. Понимали, что их приглашают как «разогревающую группу» — что автоматически означало массу проблем. Но действительность превзошла все ожидания.
Мы были никто. Пропуска на сцену выдали даже не всем участникам группы. Свой бэджик я отдал звукорежиссеру Саше Катынскому и тупо купил в кассе билеты — себе и Дюше. Таковы правила игры, и мы были вынуждены их принимать. За сцену пустили не всех, поэтому часть аппаратуры пришлось тащить на себе Марине и Ане. Роуд-менеджер Мэнсона — двухметровой негр со зверской улыбкой — не выделил музыкантам Total времени на саундчек. «Мы чувствовали себя уродиками, — вспоминают музыканты. — Мы не могли общаться, потому что с нами никто и не хотел общаться».
На войне как на войне. «Трое юношей и две девушки смело шагнули в клетку с тигром, — писал на следующий день «Московский Комсомолец». — Total вышли перед многотысячным залом, алчущим лишь летающих гробов, электрических стульев и загробного рыка кумира».
Вдобавок ко всему, незадолго до начала акции мы выяснили, что звук с пульта Катынского идет на сцену через пульт Мэнсона. Где во время концерта его с азартом гасил американский звукорежиссер по имени Билл. В итоге мощнейший по своей природе саунд Total звучал в «Олимпийском» где-то на уровне ДК «Каучук». Гитару Гаева никто в зале не слышал, а звук в мониторах отсутствовал как класс. Световое оформление напоминало дискотеку в сельском клубе.
Было понятно, что качественный свет и звук приберегли для Мэнсона, который в этот вечер звучал раза в два громче, чем Total . Распространенная практика искусственного выделения хедлайнера подтвердилась в «Олимпийском» на все сто процентов.
В гримерку после выступления музыканты ввалились мокрые и злые, как черти. Дышали тяжело, словно прошли на лыжах дистанцию в тридцать километров. Не надо быть тонким психологом, чтобы понимать, из какого ада они вернулись. Но я понимал и другое. Что это и есть взросление. Что это и есть столь необходимый стадионный опыт, который, выступая по клубам, не приобретешь ни за какие деньги. Что только так происходит восхождение.
«Еще до концерта н ам сказали: „Ребята, держитесь, будет плохо“ , — вспоминает Марина. — И мы держались. Хотя от напряжения можно было заработать разрыв сердца. На второй песне мне просто хотелось положить микрофон и уйти. Когда отыграли, стресс начал отходить. Мы посмотрели свое выступление в записи, и нам понравилось. Потому что все было достойно».
« Total , к их чести, держались пристойно — для четвертого в жизни выступления группы», — писал в рецензии на концерт журнал « FUZZ ».
Подводя итоги этой авантюры, можно было смело заявлять, что на третий месяц существования группы о ней узнали буквально все. После концерта в «Олимпийском» мы получили море прессы — каждый журналист, обозревавший выступление Мэрилина Мэнсона, счел необходимым упомянуть про Total . Отклики были разные — от хвалебных до разгромных, но это было признание. Сразу вспомнилась любимая поговорка политтехнологов о том, что любые упоминания о твоих клиентах в прессе — это замечательно. Кроме некролога.
…Но наша дорога была усеяна не только розами. Несмотря на шумную презентацию в «16 тоннах» и приключение с Мэрилином Мэнсоном, радиостанции музыку Total практически игнорировали. Вопреки прогнозам Макса, «Камасутра» никого не порвала, а вяло крутилась в эфире «Нашего Радио», дойдя в хит-параде лишь до двенадцатой позиции. Похожая картина происходила и на телевидении. Программные директора ностальгически вспоминали Линду, поставив на Total клеймо тяжелой и неформатной группы.
Это был тот редкий случай, когда интуиция подвела Макса. Музыкальный менталитет российских слушателей, с молоком матери впитавших мелодичную и распевную музыку, за несколько месяцев выйти на европейский уровень не мог по определению. Фадеев подзабыл, что в России всегда молились на Beatles , а не на Rolling Stones .
Готовый альбом « Total : I » так и не увидел свет. Убедившись, что тяжелая рок-музыка в России востребована исключительно на уровне Кипелова и группы «Ария», Фадеев был близок к тому, чтобы уничтожить исходники альбома во второй раз. Во всяком случае, получив известие о том, что «Радио Ma ксимум» отказалось ставить «Камасутру» в эфир, он в ярости расколотил свой роскошный телефон.
Со стороны это напоминало тупик. И, как мне тогда казалось, никаких светофоров вокруг не было. Тем более, что затраты Элиасберга на продвижение Total превысили все мыслимые бюджеты. Ситуация получалась революционная. Группа была однозначно востребована и уже получила приглашения на все крупнейшие летние фестивали. При этом ее популярность носила исключительно клубный характер.
«Никто не врубается во что-то тяжелое, — говорила Марина, превратившаяся к тому времени из спортивной блондинки в темноволосую девушку-вамп. — Народ, в общем, воспитан на всем известной музыке. И нам приходится эти вкусы ломать. Но мы будем биться — так же, как на Мэнсоне».
Для настоящего прорыва музыкантам нужен был хит — возможно, не такой утяжеленный, как остальные композиции, но зато — с яркой радиосудьбой. И вскоре такой хит появился.
Новый боевик «Бьет по глазам», написанный Фадеевым в содружестве с поэтом Эриком Чантурия, кардинальным образом изменил статус Total . К началу мая на «Радио Ma ксимум» новый сингл побил все рекорды, уже на вторую неделю ворвавшись в «Топ-3». Спустя еще семь дней «Бьет по глазам» возглавил «Хит-парад двух столиц» «Радио Максимум». Стало понятно, что вскоре все вершины будут взяты — с искусством, заимствованным из утренней «Камасутры», или с тотальным напором бронетанковой дивизии — не так уж важно.
Вдохновленный результатом Фадеев выпустил еще один бронебойный хит «Уходим на закат», который повторил успех «Бьет по глазам». Также Макс кардинально трансформировал драматургию альбома, заменив концертные боевики «Я прыгаю с моста» и «Воздух» успешными радио-хитами. Пострадала концептуальность, но коммерческий потенциал группы возрос.
Итак, дебютный альбом готовился к выходу в третий раз. «Поспешишь — людей насмешишь». Фадеев решил людей не смешить. Он решил удивлять. «То, что мы сделали с То tal — скорее, некий вызов, — говорил Макс. — Я думаю, что такой музыки у нас еще не было. Не хватало как раз этого адреналина, этого драйва, и все это есть в альбоме».
Что касается непосредственно группы, то у нее появились два облика: облегченный радиоформатный и утяжеленный концертный, где на первый план вышли такие боевики, как «Я прыгаю с моста», «Поджигай», «Дискотека» и измененная до неузнаваемости композиция «Небо» из уничтоженного трип-хопового альбома.
В конце весны — начале лета 2001 года Total , выступив сразу на нескольких крупнейших фестивалях (от «Максидрома» в «Олимпийском» до «Мегахауса» в «Лужниках»), убедительно подтвердил статус новых стадионных рок-героев. Как только у музыкантов появлялись воздух и пространство, они начинали демонстрировать публике свой грязный танцевальный рок.
«Фадееву надо почаще говорить Гене Гаеву, что он — самый лучший гитарист, а диджейке Ане — что она самая симпатичная девушка, — по-дружески советовали Фадееву глянцевые издания. — Тем более, что эти утверждения недалеки от истины».
Летом Total с успехом выступил на «Нашествии-2001» в Раменском. Черкунова и ее команда были приняты многотысячной публикой на редкость тепло. Активная радио-ротация и мощный звук сделали свое дело. Громче в Раменском звучала только «Ария», выступавшая в тот день хедлайнером. Актуальнее Total не звучал никто.
5. Окно в Европу
России катастрофически не хватает подобной музыки.
«Наше Радио»
В конце лета Total выехал в Кельн на фестиваль «Pop k om m -2001». Там группа должна была выступить в обойме с такими звездами, как Игги Поп, Трики, Manic Street Preachers , Foo Fighters , Orbital , Stone Temple Pilots , Red Snapper и Younderboy .
…Мы летели в самолете и сконцентрировано молчали — впереди всех ждала неизвестность. И только младший брат Фадеева Артем, не терявший оптимизма ни при каких условиях, устроил в салоне настоящее one man ’ s show . Победный настрой в духе пацифистского лозунга «На Берлин!» был задан им еще на высоте 9000 метров. Немногочисленные бюргеры забились по углам, а мы немного приободрились — в глазах Европы-матушки терять нам, по сути дела, было нечего.
После многочасового саундчека Total выступил в культовом клубе « Live Music Hall », где представил немецкой публике максимально утяжеленный вариант своей программы. Никаких «Бьет по глазам», но с новым вариантом трип-хоповой песни «Небо» и, как всегда, заводной «Камасутрой».
Сыгранность музыкантов и ломовой гитарный звук Total просто не могли не произвести впечатление. Вокал яростно лысой Марины, прорывающийся сквозь постгранжевый частокол, в своей кульминации превращался в шаманские заклинания и ведьминские напевы. Я стоял около самой сцены и с гордостью наблюдал, как ошалевшие от звукового напора скинхеды прорвали заграждение и стали требовать автографы у русской «суперфрау». Представитель восточноевропейского отделения « Sony » извергал комплименты усталому Гене Гаеву, чье гитарное соло в «Камасутре» произвело мощнейшее впечатление на видавших виды немецких журналистов.
Фадеев мудро улыбался, а мы с Элиасбергом не без гордости снабжали представителей европейских лейблов промо-материалами. В этой ситуации нам жизненно необходимо было презентовать несколько десятков экземпляров альбома. Но полиграфически оформленного компакт-диска все еще не было — его тираж должен был появиться в России буквально через пару недель.
После возвращения из Кельна в Москве состоялась пресс-конференция, приуроченная к выходу дебютного альбома Total . Для музыкантов это была не просто акция, а некое подведение итогов. Каким-то чудом у меня сохранилась любительская видеозапись этого «праздника неогранжевой культуры». Вот как это было…
4 сентября 2001 года. Клуб «Б2». На высоких табуретках расположилось более полусотни представителей СМИ. На экране демонстрируется клип «Не гони».
Александр Кушнир (в роли модератора) : У нас очень хитро закручен сценарий этого вечера. Презентация будет напоминать по форме клу б «Кинопутешествия по странам и континентам». Мы будем мирно общаться, а в паузах смотреть всякие видеонарезки… Мы начали пресс-конференцию с клипа «Не гони» неслучайно. Этот ролик впервые позиционировал Total по телевизору. И надо признать, что мнение экспертов о группе было неоднозначное. Позвольте познакомить вас с оценками ведущих СМИ полугодовой давности.
Газета «Коммерсантъ»: «Ансамбль Total, робко исполняющий истеричные песни»;
«Новая газета»: «Пиратская копия известной немецкой команды Guano Apes»;
Журнал «ОМ»: «Абсолютно мертворожденные Total»;
Журнал «КонтрКультУра»: «Фадеев с космическим размахом стремится лавиной формального качества затопить собственную духовную пустоту»;
Журнал «Ваш досуг»: «Total — это героиновая девочка, поющая подозрительные тексты под подозрительные аранжировки».
Слава богу, что уже тогда, на самом первом этапе существовали и другие мнения. Одно из них вы сейчас увидите.
На экране — вокалистка Сандра Насиик из Guano Apes: «Я немного слышала русскую музыку. То, что я увидела сейчас, мне очень понравилось. Звучит хорошо — хочется послушать весь альбом. И пусть музыкантам не задают вопрос о схожести с Guano Apes. Я вижу, что у этой группы большое будущее».
Марина Черкунова ( почти без волос, с выбритым на затылке штрих-кодом) : Д обрый вечер. Я держу в руках долгожданный диск. Хочу представить наших музыкантов: Аня Корнилова — диджей, Гена Гаев — гитара, Евгений Никулин — барабаны, Анатолий Караваев — бас-гитара. И, наконец, человек, благодаря которому вышла эта пластинка, — директор фирмы « Real Records » Алена Михайлова.
Алена Михайлова (в красной рубашке) : Я хочу поздравить всех нас с тем, что мы прорвались. Музыкантам приходилось убеждать журналистов и своих будущих слушателей в том, что эта музыка имеет право на существование. Приходилось отбиваться от нападок прессы и их самого любимого вопроса: «Почему Максим Фадеев из-за вас расстался с Линдой?» И это был главный, единственно интересующий всех вопрос на первых этапах. Хочу поздравить с этим прорывом продюсеров и всех, кто имеет отношение к этому проекту. Всех, кто смог убедить радиостанции поставить неформатную музыку. Это было очень сложно сделать. Прорывом это сейчас можно назвать только потому, что вы все здесь, вам интересно то, что происходит. Ко второму дню продаж нам заказали значительно больше пластинок, чем мы рассчитывали. Я считаю, что мы победили.
А. К.: История выхода этого альбома овеяна холодным ветерком мистики. Альбом готовился три года, в трех странах, тремя разными звукооператорами. За это время у него сменилось три обложки, а исходники не один раз уничтожались. Все это криминальное чтиво подробно описано в пресс-релизе, который вы держите в руках. У этой истории счастливый конец — долгожданный альбом То tal наконец-то вышел.
М. Ч. : Я благодарна Господу Богу, за то, что он свел меня с таким человеком, как Максим Фадеев, который всему нас научил и создал все это. Помимо того, что он является нашим продюсером, он стал нашим другом. Без него моя жизнь не будет целостной… Он очень умен, может объяснить любую ситуацию, которая происходит в жизни. Он очень помогает. Вместе с Максом над альбомом работал его брат Артем Фадеев. Парень просто гениальный — делает со звуком такие чудеса! Спасибо ему.
Николай Фандеев («Все каналы ТВ»): Сегодня вышел дебютный альбом Total , но еще весной многие музыкальные издания разразились рецензиями на эту пластинку. Скажите, если это дебютный альбом, то на что писались рецензии? Я знаю, что фирма «Кушнир Продакшн» щедро поставляла нарезки и по электронной почте высылала обложки этого альбома.
А. К. : Я могу ответить. У нас в стране очень странные радиостанции. У нас в стране очень странное музыкальное телевидение. И те самые люди, которые сегодня буквально разрывают песни Total на части и борются за то, чтобы группа выступала на их фестивалях, — они эту группу не ставили в эфиры ни в декабре, ни в январе, ни в феврале, ни в марте. Несмотря на то, что Total уже тогда представлял самодостаточную величину… Исключительно из этих соображений выпуск альбома был приостановлен. Исключительно из этих соображений альбом вышел после того, как группа сыграла на «Максидроме», на «Нашествии», на фестивале в Кельне. Этот альбом выходит за три недели до того, как Total будет выступать вместе с Muse в «Лужниках» — в рамках акции русского издания «N ew M usical E xpress ». Перед вами сидит группа, которая выдержала в «Олимпийском» испытание Мэрилином Мэнсоном. Я думаю, сейчас она созрела для того, чтобы ответить на все ваши вопросы.
Н. Ф.: Тогда ответьте: чем тот диск, на который писали рецензии, отличается от диска, который вышел сейчас?
М. Ч.: Там просто добавлены некоторые песни. Какие-то пойдут в следующий альбом, какие-то останутся здесь. Просто перестановка композиций произошла. И все. Ничего не изменилось.
Вопрос из зала: У вас замечательный альбом, вы замечательно поете, выступаете… Но все-таки хочется спросить: когда вы встречаетесь с Линдой, вы не плюете ей в лицо?
М. Ч.: Я думаю, вопрос совершенно неуместен. Я никого ни у кого не забирала. Так случилось, что мы встретились с Фадеевым и теперь очень плодотворно сотрудничаем. Мне это нравится. С Линдой мы встречались один раз, до этого мы были знакомы вскользь. Я ее очень уважаю. О на талантливая девочка, и делает свое дело так, как умеет. Так, как делают ее люди теперь, без Максима Фадеева.
А. К.: Я представляю ситуацию следующим образом. Есть в Англии продюсер Брайан Ино. И есть артист Дэвид Бирн, с которым Брайан Ино эпизодически работает. И есть отличная рок-группа James, с которой тот же Брайан Ино выпустил не так давно альбом. Судя по вашим вопросам, лидер James Тим Бут должен был подойти к Дэвиду Бирну и срочно набить ему морду. Для профилактики, чтобы Бирн не уводил у James продюсера. Дальше ваша фантазия сделает ряд еще каких-то умозаключений. Поймите, это ведь абсолютно нормально — если сначала продюсер работает с одним артистом, а потом — с другим…
Агентство «Интермедиа» : Хотелось бы услышать ваши комментарии по поводу будущего выступления с самой популярной на данный момент британской группой Muse.
М. Ч. .: После Мэнсона нам уже ничего не страшно.
Вопрос из зала : Хотел бы продолжить тему непростого отношения группы Total и Запада. Марина, вас еще не путают на Западе с Кортни Лав?
М. Ч.: No ! Не путают.
Газета «Жизнь»: Марина, развейте еще один миф: ходят упорные слухи о непростых отношениях группы Total с неодушевленными предметами, как то: почему группа Total не ест бананы?
М. Ч.: Недавно мы были на съемках MTV, и нам задавали тот же самый вопрос. И, может быть, это были вы. Да едим мы бананы, ребята, очень их любим!
Н. Ф.: Поскольку вы очень хорошо зарекомендовали себя в некоторых странах Западной Европы, скажите, в каких немецких или других западных изданиях об этом можно прочитать? Или, на худой конец, назовите англоязычный сайт в интернете, где со всей этой информацией можно ознакомиться.
А. К.: Вопрос, чувствуется, задал опытный журналист. Неужели ты, Коля, не знаешь, что вся западная пресса скуплена на корню медиа-корпорацией «Кушнир Продакшн»? А если серьезно, я сейчас назову реальную цифру — двести шестьдесят немецких рок-фестивалей за летний сезон. Естественно, перед каждым фестивалем идет мощная рекламная кампания. В частности, накануне фестиваля « Pop к omm -2001» была выпущена масса буклетов, в которых анонсируется выступление Total. И еще: в эти три дня в Кельне выступало порядка трехсот групп на пятидесяти площадках. Возможно, что некоторые из этих групп удостоились рецензий в немецких журналах, некоторые — не удостоились. Мы пока не удостоились. Но при этом у Total есть конкретные предложения от фирмы «Indigo», на которой выпускала свои первые альбомы P. J. Harvey. Группой заинтересовались представители культового лейбла «Orange Pop». Мы надеемся, что когда контракт будет подписан, пластинка выйдет на территории Западной Европы, и мы еще о Total обязательно почитаем.
На экране — фрагмент концерта в «Live Music Hall».
«Наше Радио» : Марина! А вас не смущает, что в средствах массовой информации пойдет перекличка с образом Маши Макаровой, которая в расцвете своей музыкальной карьеры тоже побрила голову? Все-таки образ будут сравнивать, так или иначе…
М. Ч. : Есть не одна Маша Макарова. Есть масса людей, которые лысые. Вот Гена Гаев, допустим. Есть Шинейд О'Коннор, Чичерина и так далее... Не боюсь я: сравнивайте, пожалуйста. Я считаю, что все равно: лица у нас разные, стиль разный, все разное. Масса людей со стрижкой каре, допустим. Почему же вы их не сравниваете друг с другом? Какая разница?
Дмитрий Ломакин («Собеседник»): Марина, как давно вы стали замечать, что адреналин бьет вам по глазам?
М. Ч.: Я это замечаю с тех пор, как я начала понимать, что вообще со мной физиологически происходит. До восьмого класса я играла в казаков-разбойников с пацанами, и поэтому адреналин у меня катит всю жизнь.
Дмитрий Сушинский («СПИД-Инфо») : Я второй раз на вашей пресс-конференции. И почему-то я очень много слышал про Максима Фадеева. Хотелось бы узнать, почему вы его прячете или почему он прячется?
М. Ч.: К сожалению, его нет с нами. Мы тоже расстраиваемся по этому поводу. Дело в том, что он живет не в Москве, а в Европе. Он жил в Германии, теперь живет в Праге. Во-вторых, сейчас он не совсем здоров, поэтому физически не смог сегодня присутствовать на пресс-конференции. На самом деле, я не знаю нюансов, я знаю, что у него есть проблемы. Я не буду это афишировать.
Журнал « New Musical Express »: Что вы сделаете, если Максим Фадеев перестанет с вами работать?
М. Ч. : Мне стало на секундочку страшно. Максим не просто пишет музыку, тексты и продюсирует наш проект. Он еще и является душой, сердцем, моторчиком коллектива. Я знаю, что когда мы пишем альбом, он может сказать два слова — настолько внятных, что просто становишься к микрофону и поешь так, как это нужно сделать. Он — человек, психолог и педагог в первую очередь. Он меня очень многому научил, за что я ему благодарна. А все ребята, которые сидят рядом со мной, очень талантливые. У нас есть масса уже написанных вещей, единственное, что они в рабочем состоянии. А так — набирается на целый альбом.
Журнал « New Musical Express » : Я опрашивал человек пять, и слышал такие крики: «Нам не нужен клон Guano Apes!» Вы не являетесь клоном Guano Apes, ни в коем случае. Вы не хотели бы сделать что-то, чтобы вас не сравнивали с ними больше?
М. Ч.: К великому моему сожалению, наши соотечественники привыкли новое сравнивать с чем-либо. Не важно, с чем. Иначе они не могут послушать законченное произведение и дать ему оценку. Обязательно надо с чем-то сравнить.
Журнал « FUZZ » : Я слышала историю про ваш запоротый клип на песню «Бьет по глазам». Я бы хотела уточнить, что это была за история: кто запорол, почему запорол и что это был за клип. Почему мы его не увидим?
Аня Корнилова: Этот ролик не пропустила цензура. Несмотря на то, что клип пластилиновый, он достаточно жесткий, там очень много крови. Но Марина там такая мультяшная, достаточно смешная. Очень большое внимание привлекает этот ролик. Поэтому мы плакали, когда узнали, что телевизионщики зарубили клип.
А. Кушнир: Ролик «Бьет по глазам», который сейчас идет на MTV, — это вторая версия клипа. Я считаю, что первая версия, которую не пропустили на MTV, действительно гениальная. Ее сделал Максим Свиридов — человек, который смастерил клипы для групп «Хуй забей» и «Адо». Сейчас у нас будет возможность этот клип увидеть.
На экране демонстрируется пластилиновая версия клипа «Бьет по глазам». После его завершения в течение нескольких минут под сводами «Б2» звучат аплодисменты.
А. Кушнир: Спасибо за аплодисменты. Вопреки Станиславскому начинаешь вам верить. Задавайте, пожалуйста, вопросы.
Евгения Соколова («Молоток») : А за пластилин в клипе группе Total пришлось платить?
А. Кушнир : По идее, подобная любознательность достойна приза «за лучший вопрос пресс-конференции».
Антон Константинов («Россия»): Я хотел уточнить по поводу клипа. Чем мотивировали люди отказ его крутить?
М. Ч.: Цензурные соображения. Нам сказали: «Ну, ребята, этот клип не для совка».
Журнал «Неон» : А что там такого криминального?
М. Ч.: Я искренне не понимаю, в чем здесь криминал.
А. Кушнир: Я предлагаю журналу «Неон» сделать акцию — опубликовать подборку мнений, почему клип Total не пустили на канал MTV . И еще хочется сказать вот что. Я вижу здесь много телекамер и много молодых сотрудников, которым, по-видимому, небезразлично, что происходит на их телеканалах. Если у вас есть возможность, сделайте так, чтобы пластилиновый клип «Бьет по глазам» увидели не сто пятьдесят журналистов, а сто пятьдесят тысяч зрителей. Сделайте это. Пусть это будет авторская программа, пусть это будет легкая ротация, тяжелая ротация, не важно. И клип, и группа этого заслуживают. Без сомнений. Спасибо.
…Через несколько месяцев после пресс-конференции дебютный диск Total стал победителем в номинации «Лучший альтернативный альбом 2001 года» журнала «Неон». Пресса, словно отдавая долги за свою недавнюю недальновидность, стремительно зачислила Total в списки своих фаворитов.
Мы с Фадеевым и Элиасбергом с чувством выполненного долга просматривали толстую папку с рецензиями на « Total : I ». На восторженные эпитеты не скупился, казалось, никто. «Лучшая группа, которая когда-либо рубилась на российских площадках» (« Yes !»), «классный роковый проект» («Ровесник»), «единственная российская группа с безупречным звукоизвлечением» (« FHM »). И так далее.
На сцене Total смотрелся все увереннее и увереннее. Вскоре Черкунова и Ко прямо-таки взорвали «Лужники» в рамках совместного выступления с Muse , а затем буквально загипнотизировали десятитысячный зал киевского Дворца спорта на фестивале «Просто рок». Весной 2002 года Total уже открывал «Максидром» в «Олимпийском» — до них такой чести удостаивались только рок-гранды уровня «Алисы», «ЧайФа» и «Мумий Тролля».
К сожалению, это был пик Total . Как только Фадеев впал в нирвану экспериментов с другими артистами, изготовление нового материала у Total застопорилось. Как выяснилось, самостоятельность и самоокупаемость стали для группы нереально тяжелым грузом.
«В какой-то момент музыканты оказались предоставлены сами себе, и все рухнуло, — вспоминает Элиасберг. — У нас были приглашения в тур по Германии с известной рок-группой In Extremo , но очень рискованные с финансовой точки зрения, с негарантированным доходом. Поэтому я в эти приключения решил не ввязываться. И как только Total оказался предоставлен сам себе, вся идея рухнула».
Мне было печально, что при отсутствии продюсера и инвесторской поддержки Total начал вести столь дискретное существование. Дальнейшая судьба Черкуновой в чем-то напоминала коммерческую историю Маши Макаровой после ее разрыва с продюсером Олегом Нестеровым. С той лишь разницей, что никаких конфликтов между Фадеевым и Мариной не было. Просто в какой-то момент стало понятно, что эпоха Total стала для Композитора вчерашним днем.
…Как-то раз я увидел по телевизору музыкантов Черкуновой в качестве сессионников у Юлии Савичевой. Было грустно. Затем с паузой в пять лет музыканты выпустили второй альбом, но Большой Сенсацией он не стал. Группа по-прежнему желанный гость на крупнейших рок-фестивалях, где, как и раньше, отлично смотрится. Есть только одно «но».
Мне показалось, что на самом старте мы с Фадеевым запустили в космос красавицу-ракету, но, к сожалению, ничего выдающегося с ней не произошло. Она на большой скорости вышла на орбиту, но промахнулась мимо Луны. Как написал в похожей ситуации один из знакомых критиков, «ракета давно уже изменила траекторию, клюнула носом и рассыпалась на тысячи маленьких искр». Увы.
6. Депрессия
У меня нет особых амбиций, я не требую массовой влюбленности в себя. У меня в жизни было две женщины — первая жена и вторая. Я не современный человек, я не болею триппером. Светская мишура и суета для меня не существуют. Существует только музыка — с ней я могу всё.
Максим Фадеев
Параллельно с Total Композитор конструировал еще полдюжины проектов. Живя в студии сутками и питаясь одними гамбургерами, он моделировал в мозгах некую вторую реальность. Макс думал одновременно в нескольких стилистических направлениях: разрабатывал диско-лаунжевый «Монокини», синти-панк Глюкозы, поп-альбом Лены Зосимовой, электронный «Турин», нью-эйджевый Oil Plant , пару саундтреков, а также раммштайноподобный студийный проект DNK .
« DNK — это, пожалуй, самый сильный материал, созданный мной за долгие годы, — говорил Фадеев в одном из интервью. — Я им безмерно горжусь. И если найдется артист, которому я поверю, то я отдам ему эти песни и вложу в него все свое сердце, без остатка».
В машине Макса я прослушал альбом DNK в минусовой версии, без вокала. Впечатление и впрямь было сильное — разрушающие сознание тевтонские рок-марши, сыгранные на суперсовременных синтезаторах. Звук носился из колонки в колонку, а я с грустью думал о том, какая же радиостанция решится все эти звездные войны транслировать. В голову ничего умного не приходило. Я понимал, что, пойдя на компромисс и облегчив концепцию Total , Макс продолжал двигаться в сторону альтернативного рока. Он неистово верил в свои новые проекты и надеялся, что все они взорвут умы и сердца.
«Мы никуда не отступаем, — любил говорить Фадеев коллегам и единомышленникам. — Мы просто наступаем в другую сторону».
Приоритеты изменились, и теперь в голове у Композитора бушевали новые страсти и новые революции. «Я сейчас занимаюсь проектом „Турин“, — говорил Макс журналистам. — Для меня это будет как отдушина, потому что это — электронный панк. Очень странная музыка. Я просто сделаю ее для себя, как хочу. Не пытаясь подстроиться под моду, подстроиться под слушателя».
Еще один проект под названием Oil Plant был придуман Фадеевым в Германии — для поколения преуспевающих людей с современным менталитетом, воспитанных на музыке Kid Loco и сборниках типа « Cafe Del Mar ». Европейская раскрутка Oil Plant была связана с затоплением космической станции «Мир». Телетрансляцию этой постиндустриальной акции показывали на всю Европу по спутниковому телеканалу « Space Night » в сопровождении атмосферной музыки Фадеева.
Тогда подумалось, что на сегодняшний день пиар российской электронной музыки по своим бюджетам, пожалуй, самый крупномасштабный в мире. Под произведения Вячеслава Мещерина мы космические станции запускаем, а под опусы Максима Фадеева — топим. Гениальные пиарщики типа Малкольма Макларена не смогли додуматься до подобных промо-акций даже под воздействием самых тяжелых наркотиков.
…Где-то в этот период мы провели презентацию кинофильма «Триумф», саундтрек к которому написал Фадеев. «Триумф» представлял собой эдакую подмосковную «Вестсайдскую историю», в которой дети лимитчиков, круглосуточно находясь «под дозой», разъезжают на полуразбитых машинах и с переменным успехом расстреливают друг друга.
На кинофестивале в Торонто создатели картины объясняли ее успех запоминающимися музыкальными образами Фадеева. В основе саундтрека лежали композиции Oil Plant , которые были числились в «Триумфе» под брендовой маркой «Максим Фадеев». Делалось это из соображений маркетингового характера. Также в саундтрек вошли треки раннего Total , а в финале картины звучала песня «Лети за мной», спетая самим Максом. Клип, снятый на эту композицию, больше двух месяцев не вылезал из тяжелой ротации на MTV и легко ворвался в «Топ-3» канала Муз-ТВ.
Для меня бесспорной творческой удачей «Триумфа» стали инструментальная сюита «Война», психоделический номер «Я выкрашу тебя в свой цвет» и абсолютно непостижимая «Молекула». В ней пение Фадеева напоминало голос обезумевшего мусульманина, забравшегося на минарет и при свете полной луны начинающего, словно заправский муэдзин, протяжно молиться. Звук, отраженный от древних стен, мечется между динамиками — по крайней мере, эхо в записи слышно отчетливо. Если Макс планировал добиться мистического ощущения и воздействия на подсознание, то своей цели он достиг.
Неудивительно, что музыкальная пресса просто захлебывалась от восторга.
«Профессионализм без границ. Актуальность без сомнений. Высочайший уровень студийной работы, — рецензировал саундтрек к «Триумфу» журнал « Bikini ». — Жалко, что мало к кому из российских музыкантов применимо хоть одно из этих определений».
«Больше всего удивительна прятавшаяся в кулуарах свобода фадеевского мастерства, даже его гнетущая бездонность, — писал журнал « FUZZ ». — Запись пропитана невообразимой ленью… Кажется, будто для того, чтобы свернуть такие музыкальные глыбы, не приложено никаких усилий. „Триумф“ — по-настоящему триумф. Такой силы и глубины, что банальность „Лети за мной“ заставляет покрыться гусиной кожей. Свобода и совершенство композиций. Лютый, свободный вокал, отзывающийся на что-то глубокое и первобытное».
«Проект, достойный всего, что делает „ Real World “ под руководством Питера Гэбриэла, — писала газета «Россия». — Серый генерал, сидящий за инструментами, сделал свое дело и выпустил гениальную пластинку».
Справедливость восторжествовала. Наконец-то у Фадеева появилась заслуженная репутация Композитора, идеально подходящего для написания саундтреков. Поэтому неудивительно, что именно Максиму поступило предложение от Первого канала — написать звуковую дорожку к кинофильму с рабочим названием «Ночной дозор». Фадеев и Элиасберг вели активные переговоры с режиссером Тимуром Бекмамбетовым, но в итоге их не устроила финансовая сторона вопроса.
«Те условия, которые нам были предложены, оказались не грандиозными, — вспоминает Элиасберг. — Макс некачественно работать не может, а для написания саундтрека были необходимы внушительные затраты. Понятно, что звуковой ряд к фильму должен писаться в такой классной студии, чтобы ухо Фадеева не зафиксировало никакого брака — ведь уровень наших альбомов всегда оказывался высоким. Поэтому история с „Ночным дозором“ выглядела слишком затратной. И мы отказались».
Мне казалось, что это стратегическая ошибка. Ведь Фадеев первоначально загорелся идеей и даже, по его словам, пытался привлечь к работе легендарную Лиз Фрейзер, поразившую многих атмосферными вокализами в Cocteau Twins и Massive Attack . Но, столкнувшись с первыми трудностями, Макс ко всей этой международной авантюре резко охладел. Найти аргументы, которые бы заставили Фадеева изменить решение, я, к сожалению, так и не смог. Кинофильм находился в зачаточной стадии, и никто не мог предположить масштабы раскрутки «Ночного дозора» спустя несколько лет.
…Во всех этих кино-приключениях и экспериментах незримо присутствовал еще один нюанс: вложения инвесторов в проекты Фадеева превысили сумму в миллион долларов. Это нигде не афишировалось, но все проекты Максима в итоге оказывались убыточны. Божественная музыка, ежедневно струившаяся из буйной головы Фадеева, по большому счету оказалась в России невостребованной. Радиостанции противились любому нестандартному звуку, любому «не по правилам» сыгранному аккорду. Мужественный Элиасберг, финансируя все эти эксперименты, держался из последних сил. Хотя и понимал, что в какие-то моменты ошибался в выбранной стратегии. «Мне нужно было немного ограничивать ходы, которые предлагал Фадеев, — сокрушался Александр Аркадьевич спустя несколько лет. — Но тогда мне казалось, что если Мастер говорит, его необходимо слушать».
В итоге убыточные проекты замораживались, а сам Макс сознательно уходил в идеологический андеграунд. Он стал нелюдим, игнорировал прямые эфиры и пресс-конференции, отказывался от интервью и фотосессий.
Дело дошло до того, что когда Фадеев продинамил презентацию своего нового проекта «Монокини», я отнесся к этому вопиющему саботажу с неземным спокойствием. И даже зачитал на пресс-конференции мифическую телеграмму, якобы присланную нам из Праги: «Поздравляем группу «Монокини» с рождением первого ребенка. Желаем прибавления в потомстве — при нашем скромном участии. Братья Фадеевы».
Моя раненная совесть молчала — впоследствии мне не раз приходилось комментировать отсутствие небожителя на брифингах не иначе, как «зверскими законами визового режима». Или говорить о том, что Фадеев «не пришел на пресс-конференцию из ложной скромности».
Вспоминаю случай, связанный с рейтинговым телеканалом ТВ-6, когда Фадеев в последний момент не появился в прямом эфире у Коли Табашникова. Это была настоящая подстава. В первую очередь — для репутации Макса. Получалось, что если воспринимать смысл работы музыкального PR -агентства как «ответственного за репутацию», то ни фига мы за нее не отвечали. Причем — не по своей вине.
С этим надо было что-то делать. Я недолго мучался и в итоге кое-что придумал. Методом от противного. Вместо ожидаемых упреков я в тот же вечер позвонил Максу и начал извиняться: «Откровенно говоря, я был чертовски настойчив». И попросил прощения за то, что пью его молодую кровь и калечу карьеру разными дурацкими эфирами и интервью. Похоже, это был неплохой ход: доверия между пресс-службой и продюсером после этого инцидента стало больше.
…В этот нелегкий период у нас нарулилась еще одна проблема. Что называется, психологического свойства. Неожиданно у Макса появилась привычка хаять коллег по цеху. И если раньше Фадеев был всегда предельно корректен, то теперь жесткая критика лилась из него, как из ведра. По поводу и без повода. Как правило, это происходило спонтанно, когда Фадеев по ходу интервью, что называется, «набирал скорость». Как будто кто-то включал насос и по ошибке забывал его выключить.
«„Мумий Тролль“ мне не нравится вообще, — заявил он в интервью журналу «ОМ». — Не думаю, что музыка старого Rolling Stones — c амое модное на сегодня… И вообще мне странно, что некоторые наши музыканты ездят в Лондон. И после дикого крика, как в Лондоне круто, слышишь их записи и понимаешь, что это можно сделать у себя на даче».
Затем Макс в своих прогнозах похоронил прорывавшийся на Запад проект Шаповалова: «Ни один западный лейбл не покажет „Тату“ по телевизору». Эти слова были сказаны Фадеевым за несколько месяцев до того, как англоязычная версия «Нас не догонят» заняла второе место в британском национальном хит-параде.
Следующая волна критики исходила от Композитора в адрес Агузаровой и Петкуна. Так случилось, что вокалист «Танцев минус» позволил себе публично не согласиться с концепцией продюсерской линии Фадеева, чем вызвал бурю гнева Маэстро.
«Петкун — хороший телеведущий, может быть — хороший актер, — говорил Фадеев в одном из интервью. — Но он — никакой и как композитор, и тем более как певец… Видимо, он переживает, что у него все меньше и меньше концертов. Что люди идут на другое. Объясните мне, а чего же этот самый Петкун целый год пел „ Belle “ на „Европе Плюс“? И с Аллой Пугачевой в клипах сидит? Если он весь из себя правдолюбец-рокер? Какой он рокер? Он, мне кажется, волосы моет чаще, чем супермодель. Вот Шнура я вряд ли себе представлю в роли Горбуна, поющего „ Belle “!»
…Бывшей вокалистке «Браво» досталось от Макса за то, что она не захотела (не смогла) с ним сотрудничать. «Она ебанутая на всю голову, — горячился Макс в беседах с друзьями. — Да пошла она, я и без нее сделаю не хуже».
Насколько я понимаю, следующим кандидатом оказалась Земфира. По инициативе певицы они с Фадеевым попытались сотрудничать — в рамках записи альбома «14 недель тишины».
«Земфира настойчиво ищет сейчас новый звук, — писал весной 2001 года «Московский Комсомолец». — В Лондон ради этого уже поедет вряд ли. Теперь, видимо, поедет в Прагу. Очень сильно желание супердевушки поработать с живущим там электронным умельцем Максом Фадеевым. То ли его давешние эксперименты с группой Т otal на нее повлияли, то ли просто хочется сменить пристрастия и авторитеты (музыкальные — в том числе)».
Как известно, Земфира и Фадеев быстро разочаровались друг в друге. Каждый из них тяготел к лидерству, и с самого начала было понятно, что этот тандем обречен на неудачу. Теперь обе стороны не стеснялись в выражениях, язвительно комментируя несостоявшийся альянс.
Макс жутко критиковал «14 недель тишины», а на мой невинный вопрос про креативный потенциал Земфиры изрек буквально следующее: «Ее культ надуман. Она ничем не отличается от других талантливых людей. Она не Николай Коперник. Она не сделала ничего сверхъестественного. Мне кажется, она очень однобока — быть гибкой в стиле, в аранжировках Земфира вряд ли сможет… Мне сложно предугадать ее перспективы, но думаю, что ничего необычного с ней больше не случится. Педаль газа была нажата до упора».
В тот период в голове у Фадеева уже поперла идея Глюкозы, и дело было не в творческой ревности или зависти. Порой мне сложно было определить причины подобных вспышек. Как мог, я пытался подобные тенденции нивелировать. К сожалению, это получалось не всегда…
«Дело в том, что Максим вообще не работает с одаренными людьми, он себя считает очень одаренным, — заявила Земфира в одном из интервью. — Его не интересует личность, мысли человека. Фадееву нужно тело и рот, нужна „булка мякиша“, из которой он лепит то, что ему хочется. После первых же двух пробросов я просто сказала: „Парень, мы никогда не поймем друг друга“. Ну не дано ему сотрудничать!»
«Когда я смотрел концерт Земфиры, меня все время отвлекал ее басист, — отвечал ударом на удар Фадеев. — Он так боролся со своим инструментом — страшное зрелище! Музыканты у Земфиры — слабее не придумаешь».
«То, чем занимается сейчас Фадеев — отвратительно, — продолжила виртуальную полемику Земфира. — Это конвейер. Он серьезно ослаб в аранжировках, и это естественно. Потому что, выполняя поток заказов за столь короткое время, невозможно сгенерировать достаточное количество хороших новых идей. Макс сделал для себя выбор, и упрекать его за это не имеет смысла. Для меня Фадеева больше нет, он мне не интересен. Считаю, что он уже сказал все, что мог».
7. Джага-Джага
Мне нравятся Блок, Лермонтов и Пушкин…
Катя Лель
Очередной проект Фадеева по доброй традиции начался с телефонного звонка. На этот раз он накрыл меня в Эль-Гуне, куда я сбежал в разгар зимы от жесткой московской текучки. «Хорошие новости — радостно сообщил Макс. — Я нашел тебе нового клиента. Когда скажу, кого, ты упадешь. Это — Катя Лель!!!»
Я пошатнулся, но не упал. После отказа Фадеева сотрудничать с Земфирой нам еще было куда отступать. Меньший энтузиазм из всей обоймы классической пост-советской эстрады у меня вызывали только Салтыкова, Буйнов, Овсиенко и Укупник. Как интеллигентно принято говорить в таких случаях, о ld school .
Свободного времени в Эль-Гуне у меня было хоть отбавляй, и я задумался о мотивациях Фадеева. Когда за год до этого у нас в офисе появилась поп-певица Лена Зосимова — с хвостиком на затылке и послушными глазками — я, по крайней мере, понимал, почему Макс решил помочь записать девушке альбом. Это был нигде не декларируемый человеческий бартер: Фадеев и его соратники делают альбом, а отец Лены гарантирует «режим максимального благоприятствия» в вопросах ротации новых проектов Макса на канале MTV .
Еще раз повторюсь, по-человечески это было понятно. Что же касалось Кати Лель, ответ мог быть только один. Фадеева, который вместе с Элиасбергом находился в глубоком финансовом анусе, сломали цифрами. И Макс согласился. Вынужден был согласиться…
Вернувшись в Москву, я ознакомился с архивными материалами по новой подопечной Фадеева. Оценки журналистов были жесткими и беспощадными. Определение «Московского Комсомольца» «символ гнуснейшего совкового попса» задавало тон всем публикациям. У меня даже возникало нехорошее ощущение, что представители СМИ тренировали на Кате, словно на боксерской груше, свое исполнительское мастерство. Такой вот военный полигон для будущих белинских, панюшкиных и троицких. Как сломать подобный устоявшийся негатив, было непонятно.
«Нам нужно отмыть Катю от ее нелегкого прошлого», — заявил назначенный мною пресс-менеджер на совете директоров «Кушнир Продакшн».
С этого момента у нас началась сладкая жизнь. На следующий день я понял, что сюрпризы только начинаются. Я чуть не упал, когда Максим объявил заказчику цену за пиар-кампанию. Из искренних побуждений он назвал артистке те же цифры, за которые мы когда-то начинали работать с группой Total . За это время финансовые условия сильно изменились, но в предвкушении быстрых денег Фадеев про это забыл. Хотел как лучше, а получилось, как раньше.
Зная законы подобных переговоров, я понимал, что объявленную Максом c умму изменить нельзя. Теоретически у меня была возможность отказаться от работы, но тем самым я подводил Фадеева. Зная его финансовое положение, делать этого не хотелось. Тем более, мне было известно, какую битву выдержал Максим в стенах пражской студии, чтобы Катя Лель начала петь не по правилам вокального отделения Гнесинки, а «первобытно» — на женских импульсах и эмоциях.
…Меня часто спрашивали в тот период: «Как вас угораздило сотрудничать с Катей Лель?» Вопрос, конечно, не из легких. Тогда мне искренне казалось, что если Фадеев смог переделать Катю в плане вокала, то смогу что-нибудь с ней сделать и я. По крайней мере, в вопросах перепозиционирования. Это был вызов. В первую очередь — самому себе. Жизнь обретала новую интригу, и мне стало действительно интересно.
Вдобавок ко всему меня поразил своим гостеприимством и радушием продюсер певицы господин Волков. Меня удивили не столько его глубинные познания в нюансах национальных кухонь и ресторанного бизнеса. И даже не блестящие интервью на эту тему. Меня совершенно потряс пресс-клиппинг, сделанный по итогам раскрутки его русского ресторана в Лондоне.
Когда я увидел идеально оформленное солидное портфолио с публикациями в престижных западных изданиях, меня просто ветром сдуло. Это был другой уровень: немецкий и английский « Vogue », американский « Harper ’ s Bazaar », английский « ELLE », французские « Marie Clare » и « L ’ Officiel ». У нас в стране так никто не работал. Возможно, именно поэтому мне тогда показалось, что мы с Волковым с одной стороны и с Максимом Фадеевым с другой стороны сможем раскрутить и утюг. «Пронесет», — легкомысленно подумал я, не запариваясь насчет скептических прогнозов моих коллег.
…Катя Лель не любила Михаила Булгакова. Сегодня у нее было плохое настроение — она получила недетский пистон от Фадеева за то, что в день съемок клипа не выучила текст новой песни «Джага-Джага». Занимаясь раскруткой Кати, мы рассчитывали исключительно на собственное везение и универсальный талант Фадеева. Помощи и сочувствия ждать было неоткуда.
Общение артистки с пресс-службой не заладилось с самого начала. Дело даже не в раздутых амбициях певицы и космически разных идеологиях. Проблемы начались с несовместимости технологий.
Как известно, существует два вида передачи информации — письменная и устная. Устная информация, полученная от нас, забывалась артисткой в ту же секунду. Передавать Кате информацию письменно не было никакой возможности. К сожалению, в тот счастливый период ни артист, ни ее менеджмент не умели пользоваться электронной связью. Держать у себя дома компьютер считалось в их кругу предрассудком нечеловеческой силы. Наши попытки установить дома у Кати странный агрегат под названием «факс» потерпели полное фиаско. Пользоваться, как герой фильма «Пес-призрак», голубиной почтой, почему-то не хотелось.
Дисконнект в нашем общении был просто чудовищный. Ничего подобного я не встречал в своей врачебной практике ни до, ни после… Попытки найти общий человеческий знаменатель ни к чему конкретному не привели. Все сводилось к извечному вопросу «кто виноват»: кто слишком тихо сказал или кто не услышал. Как правило, во время интервью артистка и пресс-менеджер ждали друг друга в разное время и в разных местах. Чего там говорить, супервесело нам было. Если же каким-то чудом артистке и пресс-службе удавалось встретиться, это сопровождалось такими капризами, с которыми нам не приходилось сталкиваться со времен работы с немецким менеджментом Пласидо Доминго.
…Катя любила две вещи: попадать в автомобильные пробки и доносить до человечества эмоции в форме вопросов. «Скажи мне, я что — дура? — вопила артистка по телефону. — Нет, ты честно скажи, я что — полная дура?» Я даже не пытался задумываться, поскольку еще со школы ненавидел риторические вопросы. Каюсь, в общении с Катей мне порой недоставало доброты, мудрости и душевной теплоты.
Я почему-то вспоминал наши беседы с PR -директором «Радио Максимум» Димой Конновым. Мы частенько любили поболтать на тему того, что если кто-то считает, что пресс-менеджер — это такая машинка для минета, с этим человеком надо как можно быстрее расставаться.
Фадеев держался от своей новой подопечной на максимально почтительном расстоянии. Ему было легче. В отличие от нас, он жил в Праге, где, записав очередной шлягер, просто высылал его в Москву. Репетируйте, девушка. Изредка приезжал на съемки клипов. Выслушивая при встрече рассказы про нюансы нашего с Катей сотрудничества, Фадеев то хихикал, то сочувственно молчал. В зависимости от настроения. Порой на тему своего нового артиста ему приходилось давать политкорректные интервью.
«Катя Лель сильно изменилась: одевается теперь по-другому, выглядит по-другому… То, что Катя делала раньше, осталось в прошлом. Теперь она работает со мной… Она мне нравится. У нее напрочь отсутствует пафос — то, чего я не могу терпеть в людях вообще. Поэтому не думаю, что Катя пропадет».
Давненько я не слышал от Макса таких осторожных высказываний — но их, по крайней мере, можно было цитировать в прессе… Мы же, как муравьи, упорно продолжали формировать общественное мнение — в частности, фольклорными байками про феномен Фадеева, который может сделать конфетку из чего угодно. С другой стороны, пытались откорректировать общественный имидж Кати Лель, аккуратно уводя его в сторону от губительного ярлыка «пост-советской эстрады». Говорили о том, что ее новый альбом будет сделан в духе Розин Мёрфи из группы Moloko . Публиковали ее фотографии с Крисом де Бургом, а часть публикаций пробивали банальными бартерами. «Выступать на концерте буду только за обложку», — почуяв запах успеха, капризничала Катя перед зеркалом. Это было даже не смешно.
Шли месяцы, и ситуация постепенно улучшалась. С одной стороны, сработал феномен суперхита «Джага-Джага», который Артем Троицкий назвал своим самым любимым шлягером последних лет.
«Песенка, вышедшая из-под пера господина Фадеева и оккупировавшая сегодня практически все хит-парады, оказалась не такой уж ужасной и депрессивной, — изумлялась пресса. — Более того, в клипе Катя впервые предстала перед публикой далеко не в привычном для нее пошлом имидже. Ну а так как альбом певицы уже на подходе, ему, по всем законам шоу-бизнеса, требуется пиар. Поэтому для рекламы нового диска наняли Александра Кушнира — пиарщика, работавшего доселе исключительно с рок-исполнителями…»
Петь оды обновленному образу артистки никто пока не решался, но «Джагу-Джагу» заметили все. Первым из глянцевых журналов набрался смелости «ОМ», черным по белому написавший — смотрите, ребята, с артисткой происходит что-то невероятное. Кто-то даже вспомнил сказку про утенка, превратившегося в прекрасного белого лебедя. Такой вот ребрендинг по-русски.
«С тех пор, как я начала работать с Максом Фадеевым, я перестала бояться этого слова „неформат“, — исповедовалась Катя Лель в интервью журналу «Афиша». — Не нужно бояться, нет границ. „Джага-Джага“ не брали на радио, „Муси-пуси“ тоже, они говорили: „Что-то там вступление длинновато, гитарка не та“. А гениальнейший Макс Фадеев посылал всех на фиг. Через две недели эти песни стали „номер один“ во всех хит-парадах… Я счастлива, что у меня есть такие шлягеры, которые звучат в каждом КВН, и я рада, что являюсь законодателем новых сленгов в поп-культуре ».
…Были на нашей улице не только победы. Мы не без труда пережили провальное ток-шоу на НТВ, в котором Катя пыталась сама рассуждать на тему «Язык мой — враг мой». Тему передачи выбрала артистка, естественно, не посоветовавшись с пресс-службой. Я бы и врагу не пожелал оказаться в подобном информационном контексте.
Я потратил много сил, чтобы убедить артистку не ехать на эту злополучную телепередачу, к которой она была не готова. Полдня мы убеждали «законодательницу новых сленгов в поп-культуре» не лезть в пекло прямого эфира, но, увы, безрезультатно. Тем не менее, мы боролись до конца.
Приехав в Останкино, я обманом получил от редактора вопросы ведущего к Кате и даже попытался провести мобильный медиа-тренинг. Но перед смертью, как известно, не надышишься. За пару минут до начала передачи Катю значительно больше интересовал макияж. В итоге артистка была удивительно косноязычна, отвечала невпопад, нервничала и постоянно перебивала остальных участников передачи… Лучше бы она молчала — действительно, «язык мой — враг мой». Это был полный провал.
После этого эфира мне звонили друзья со словами: «Зачем вы ЕЕ туда поставили?» Сама артистка от своего выступления, естественно, была в полном восторге. Я осознал, что никакая логика в общении с Катей не работает, и отключил на несколько дней мобильный телефон. Видеть никого не хотелось. Бр-р-р…
Затем мы пережили скандал на тему того, почему наш пресс-менеджер отдает в СМИ фотографии — вы не поверите — присланные нам директором Кати в качестве промо-материала. Мы пережили привычку Певицы не пускать во время презентаций собственную пресс-службу в недра очередной VIP -зоны. Как ни странно, мы хотели не обжираться бутербродами, а мечтали контролировать и корректировать ее интервью. Ведь там было что корректировать!
«Если ты раздражаешь — значит, ты прав, — с неподдельным комсомольским энтузиазмом говорила журналистам певица. — Важно, чтобы была реакция!»
Мы пережили абсолютно нереальное желание артистки визировать каждое интервью, сопровождавшееся дикими криками: «Я так сказать не могла!» Магнитофонная пленка с записью ее слов документом, естественно, не считалась. Голос разума долетал до певицы нечасто — наверное, дело было в нелетной погоде…
Стиснув зубы, мы терпели так называемые «особенности характера». Это было прямо-таки стихийное бедствие… Лично меня потряс случай, когда во время записи одного из эфиров Катя выступила перед корреспонденткой канала Муз-ТВ с царской речью примерно следующего содержания: «Да кто ты такая, чтобы говорить мне, что я опоздала? Я что, себя на помойке нашла?» Остановить эмоциональный монолог заслуженной артистки Кабардино-Балкарии не смогли ни пресс-служба, ни сотрудники Муз-ТВ, ни администрация ресторана, в котором проходили съемки.
В итоге все закончилось тем, чем, собственно говоря, и должно было закончиться. Увидев в разгар рабочего дня слезы на глазах пресс-атташе, я запретил сотрудникам агентства ехать на концерт Кати Лель в «Лужники». Нас в очередной раз не обеспечили необходимым количеством бейджиков, лишив возможности полноценной работы. В итоге на праздник газеты «Московский Комсомолец» Катя приехала в эксклюзивном сопровождении директора, который с удивлением наблюдал, как мы жизнерадостно общаемся с другими нашими артистами…
Потом были изматывающие «выяснения отношений» в офисе Волкова в « Radisson Славянской», но со стороны это напоминало агонию. Было много криков и взаимных упреков, но практически полное отсутствие какого-либо конструктива. Катя повышала голос на продюсера, обвиняя его в том, что он подсунул ей такую мутную пресс-службу. А также — фотографа, водителя, охранника, звукорежиссера…
Фадеев в этой ситуации по-прежнему сидел в Праге и демонстрировал глубокий виртуальный буддизм. С одной стороны, он мудро хранил нейтралитет и не хотел ввязываться в это глупое рубилово. С другой стороны, прекрасно понимал, что дело сделано — не без нашей помощи «Джага-Джага» пробила все стены.
…Мне по-человечески тяжело было прощаться с Волковым, но с осени 2003 года мы с артисткой больше не работали. Позднее наш душевный стриптиз с Катей повторили еще несколько агентств и ведомств — похоже, с аналогичными эмоциональными результатами. «Мы ездили на отчеты, как на смерть», — признавались мне впоследствии коллеги. Что неудивительно. Мы же занесли в свой актив уникальный жизненный опыт и незабываемую PR -кампанию с символическим названием «ребрендинг Кати Лель».
8. Хитмейкер
Мне конкурс «Евровидение» до лампочки.
Максим Фадеев
Как-то раз, невзначай нарушая традиции, Макс позвонил часов в десять утра. Дело было в субботу. «У тебя никого поющего нет на примете? Или хотя бы танцующего? Хожу тут по Институтам культуры и всяким Гнесинкам. Ну ни хера там нет. Совсем ни хера».
Глазами сегодняшнего дня ситуация выглядела анекдотичной. Назначенный Первым каналом продюсером «Фабрики звезд-2», Фадеев никак не мог найти для телепередачи внятных конкурсантов. На этом этапе «Фабрика» только начинала раскручиваться, выдерживая нешуточную конкуренцию со стороны конкурса «Стань звездой» на РТР, с которым мы в тот момент работали.
Параллельно Фадеев пытался сосватать нам пресс-поддержку второго этапа «Фабрики». Все логично — Максу комфортно работать с нами, а мы в свою очередь не уставали открывать вместе с Фадеевым новые горизонты. Но на этот раз ничего не получилось. «Слишком много на телевидении начальников, — процедил сквозь зубы Фадеев. — Куда пальцем ни ткни, везде начальник».
Где-то в этот период жизнь и руководство Первого канала заставили Макса стать более публичной фигурой. Хотя бы временно. Пользуясь случаем, мне удалось вытащить его на пару телевизионных ток-шоу, построенных таким образом, чтобы Фадеев стал в них центральной фигурой.
На прямом эфире MTV Макс хвалил Аль Пачино в фильме «Запах женщины», критиковал юридические аспекты шоу-бизнеса в России и, заодно, местный музыкальный менталитет. Его опять понесло, и под горячую руку Максима попала ничего не подозревающая Мадонна. «Со своей страшной музыкой и ужасным вокалом она хорошо умеет демонстрировать вагинальные способности, — уверенным голосом поставил экспертную оценку «материальной девушке» Фадеев. — Кто чем берет».
Также от Макса досталась и рокерам — в частности, группе Offspring . «Я их ненавижу всеми органами, — вещал Фадеев в телекамеру. — Мне кажется, это уродство во всех отношениях. Они хоть и хорошие клоуны, но звучат безобразно. Как музыканты они для меня никто. Они просто дубасят по гитарам, притом не с самым хорошим звуком. Все так уродливо… Это для меня непонятно».
…Порой у Фадеева приступы критики все-таки отступали на второй план. Тогда у него случались и озарения, и прорывы. Особенно сильным получился его эфир в одном из ночных выпусков программы «Взгляд». Тогда Макс впервые рассказал по ТВ о гибели своего ребенка.
Было видно, как сильно он переживал и волновался — вообще говоря, это был очень честный и настоящий Фадеев. Впечатление достоверности от происходящего было сильным. Такой по-своему неожиданный момент истины… И чувствовалось, что в этот миг в нем происходит некая переоценка ценностей: «Раньше я брал на себя функции спрута, который то зацепил, это поймал, там договорился, тут договорился. Сейчас я просто не в том возрасте, я не хочу этим заниматься — это не мое дело».
Примерно в это же время Макс расстался со своим финансовым партнером Александром Аркадьевичем Элиасбергом. Расстался мирно и интеллигентно, после пяти лет плотного сотрудничества.
«Когда на Фадеева посыпались предложения, я не стал его сдерживать, — утверждает Элиасберг. — Началась „Фабрика“, и мне стало невозможно тягаться в ресурсах с Эрнстом и Файфманом. Мне хочется верить, что когда мы встретились с Максимом после его разрыва с Линдой, те условия, которые я предложил, словно приделали ему крылья. Эти условия в каком-то смысле спасли его, так как теперь Мастеру не надо было думать о выживании. В тот момент он почувствовал себя максимально свободным… Макс ведь все равно не пишет очень жизнерадостную музыку. Он обращается к глубинам, и в тот момент сумел все это из себя вытащить».
Со временем жизнь разбросала Фадеева и Элиасберга по разным местам. У одного в качестве партнера теперь был «Монолит», другой целиком и полностью вернулся в «Новый взгляд».
Мы с Максом тоже начали общаться от случая к случаю. У меня была куча проектов и увлечений — начиная от реанимации маргиналов («Николай Коперник», «Хуй забей», «Автограф») и заканчивая выводом на рынок новых молодежных героев: Лера Массква, «Братья Грим», «ГДР», «Команда Сталинград», Таня Зыкина. У Макса стартовали его игроки: Маша Ржевская, Пьер Нарцисс, Ираклий Пирцхалава. На конкурсе «Евровидение» в разные годы у него участвовали Юля Савичева и группа «Серебро».
…Он позвонил мне поздно ночью после «Евровидения-2004», где Савичева, как известно, не слишком удачно выступила с песней « Believe Me ». Я собирался к вылету из Шереметьево и поэтому не спал. Полусонно слушал, как Макс ругал всех подряд: жюри, артистов, журналистов, которые обсуждали этот триумф в прямом эфире Первого канала. Между прочим, продюсер сообщил, что теперь в «Топ-10» «Русского радио» звучит восемь его песен. Гении по своей природе — очень скромные люди…
Я не удивился и искренне за Макса порадовался. Хитмейкер есть хитмейкер — ни убавить, ни прибавить. Каждый раз Фадеев придумывает что-нибудь новое — как волшебник из диснеевской сказки, создающий чудодейственный отвар.
Еще через несколько месяцев Макса подключили к пятой «Фабрике звезд» — в одной компании с Пугачевой и Игорем Матвиенко.
«Во всей этой троице есть что-то булгаковское, — писал корреспондент журнала « ELLE ». — Кот Бегемот, рыжеволосая Маргарита и Воланд, галантно уступивший ей власть… Фадеев, похоже, не совсем здоров: то и дело измеряет себе давление портативным прибором. В перерыве садится за рояль и играет что-то умеренно-трагическое. Я подкрадываюсь к нему с диктофоном. „Вам повезло. Вы первый журналист, с которым я говорю за последние два года“, — улыбается Максим и теплая лапша мягко ложится на мои тренированные уши. „Вы будете коверкать мои слова?“ — „Упаси боже“, — бодро отвечаю я, в то время как мой нос начинает предательски расти. Продолжать разговор в том же духе бессмысленно».
…С годами у Макса появились солидность, жесткость, тонированный автобус, огромная волчья шуба и волчий взгляд. На жизнь. «Я не изменяю ни себе, ни своим принципам, — сказал он в одном из интервью. — Я ведь не пишу хиты просто за бабки. Или я должен, как Шнитке, постоянно находиться в какофоническом состоянии? Зачем мне себя сдерживать? Из меня музыка льется, как вода. Куда ее девать-то? Что-то сделал — и сразу хочется делать новое».
…В следующий раз мы с Максом встретились в Сочи на фестивале «Пять звезд». Светило летнее солнце, и пока журналисты купались в Черном море, мы не вылезали из «Фестивального», где внимательно отсматривали тренировочные прогоны молодых исполнителей. В паузах немного пообщались. Говорили про сольный диск Макса «Третий Рим» и про его громадные планы в области кино. Мелькали приятные слова типа « P а ramount Pictures », 3 D -анимация, « Cartoon Network », какие-то саундтреки…
Потом мы опустились на землю и начали обсуждать второй альбом Глюкозы, который я искренне хвалил. Лишь сожалел, что критики по-прежнему в такие дела врубаются медленно. «Да мне, собственно говоря, все равно», — сделал равнодушное лицо Макс. Неплохо зная характер Фадеева, я готов был биться об заклад, что в такой позе он долго не просидит. Любопытство возьмет верх. Прошла ровно минута, и Макс так осторожненько спросил: «Ну, Кушнир, не томи… Чего пишут-то?» Каюсь — услышав ожидаемый вопрос, я не смог удержаться от смеха…
Затем беседа плавно переключилась на других артистов Фадеева, и, в частности, мы вспомнили про Total . Не так давно один из телеканалов ретроспективно показывал фрагменты «Максидрома-2002», и Total выглядел там на редкость актуально. Я переслушал их дебютный диск и подумал, что не зря глянцевые журналы писали о них, как о «лучшей концертной группе страны». Ей-богу, не зря. Фадеев слушал эти рассуждения и ностальгически улыбался.
На фестивале в Сочи Макс благосклонно оценил потенциал 17-летней Леры Массквы, которую мы впервые вывезли за пределы столицы. «Она живая и настоящая», — вынес свой вердикт Фадеев и во всех турах оценил ее выступление максимальной оценкой. Я ему был искренне признателен. А Максу была симпатична непосредственность девчонки из Нового Уренгоя. «Далеко пойдет», — сказал он. И не ошибся.
Увидев на одной из репетиций «Пяти звезд» очередную бесцельно скачущую по сцене поп-диву, Фадеев на мой скептический вопрос: «Ну, как тебе?» вынес вердикт: «Слишком много суеты… Вот, к примеру, Эдит Пиаф. Как известно, она сама песни не писала. Стояла у микрофона и практически не двигалась. Но от нее шла такая волна, что все понимали: это — Эдит Пиаф».
Вспомнив про легенду французской эстрады, Макс задумался о чем-то своем. Затем глубоко вздохнул. И неторопливо прикрыл глаза.